Книга Русский авангард. И не только - Андрей Дмитриевич Сарабьянов

class="p1">Уже тогда Шагал заявлял о себе как о независимом художнике, индивидуалисте. К идее возрождения национального еврейского искусства он относился достаточно скептически: «Я <…> посмеивался над праздной затеей моих приятелей беспокоиться о судьбе еврейского искусства: очень хорошо – болтайте, а я буду работать». Однако, несмотря на это высказывание, трудно представить себе художника, более близкого к еврейской тематике. В мире захолустного местечка он открывал великие библейские истины; поэтому его картины полны глубинных ассоциаций и тайных символов, связанных с историей его древнего народа.

В 1907 году Шагал отправляется в Петербург. Ему 19 лет. «<…> розовый и курчавый, уехал навсегда из дома, чтобы стать художником». У него было только временное разрешение на право жить в столице. Его зачисляют на третий курс Рисовальной школы при Обществе поощрения художеств и дают небольшую стипендию. В школе он продержался недолго – до конца 1908 года. Опять безденежье, хотя какое-то время он получает стипендию от барона Давида Гинцбурга. Пользуется покровительством Максима Винавера, кадета, депутата Государственной думы, владельца журнала «Восход».

Иегуда Пэн. Портрет Шагала. Национальный художественный музей Республики Беларусь. Минск. 1914

Связи привели Шагала в 1909 году к Льву Баксту. Как и Пэна, Шагал называл его своим учителем. После их встречи Шагал поступает в Художественную школу Елизаветы Званцевой, где кроме Бакста преподавал Мстислав Добужинский. «Бакст повернул мою судьбу в другую сторону. Я вечно буду помнить этого человека».

В школе Бакст преподавал живопись, Добужинский – рисунок. Бакст основывал свой метод на свободном обучении, заставлял учеников упражнять «не столько руку, сколько восприимчивость». В школе изучали искусство самого разного времени – от греческой архаики и древнерусской фрески до новейшей французской живописи. Школа уже пользовалась авторитетом среди поклонников нового искусства. Валентин Серов назвал Бакста «гениальным профессором».

Школа находилась на Таврической улице; в том же доме на последнем этаже располагалась знаменитая «Башня» Вячеслава Иванова, поэта-символиста и философа. Там собирались видные деятели символизма – поэты, писатели, художники. Там бывала и Званцева. Она же привела в «Башню» Добужинского, который позднее вспоминал: «<…> школа не могла стоять в стороне от того, что творилось “над ней”. Некоторые ученики, по примеру Бакста и моему, бывали тоже посетителями гостеприимной Башни». Не исключено, что Шагал приходил на собрания в «Башне».

Весной 1910 года состоялась «Выставка учениц и учеников Л.С. Бакста и М.В. Добужинского (Школа Званцевой)». Естественно, Шагал, как и подавляющая часть учеников школы, принимает участие в выставке. Учеников постигает ужасное разочарование – любимый учитель Лев Бакст не приходит на открытие. Накануне он уехал в Париж. Огорченный и раздосадованный, Шагал принимает решение покинуть Петербург и не возвращаться туда. Он уезжает в Витебск и там много работает – рисует, пишет картины.

Шагал мучительно ждет от своего учителя письменных наставлений, но Бакст молчит. Наконец Шагал получает письмо от Бакста, в котором тот, в частности, пишет: «В Ваших работах мне более всего нравится именно та провинция, которая вокруг Вас».

Их встреча состоялась, вероятно, в начале 1911 года. Есть несколько версий этого события. По одной, самой вероятной, описанной самим Шагалом, Бакст предложил молодому художнику ехать с ним в Париж в качестве помощника в написании декораций и дал ему сто франков для обучения этому ремеслу.

В мае 1911 года Шагал оказывается в Париже и поселяется в «Улье». Однажды там его навещает Бакст и произносит: «Теперь ваши краски поют».

Об этом времени Шагал вспоминал: «Я попал в сферу современных европейских художников. Я в Лувре, стоя перед Мане, Курбе и Делакруа, понял, что такое русское искусство и запад. Меня пленили мера и вкус французской живописи».

Результаты первой парижской поездки Шагала были ошеломительны! Во-первых, он «поварился» в «интернациональном котле» знаменитого «Улья», где работали не только французы и немцы, но и художники из Восточной Европы (среди них было много евреев) и где сложилась так называемая Парижская школа. Во-вторых, прекрасно усвоил уроки французского кубизма. Почувствовал и в какой-то степени предвосхитил идеи зарождающегося сюрреализма. Он «перекинул мосты» от реалистической живописи Пэна, с его еврейской тематикой, к современному искусству и к Парижу – в то время горнилу идей авангардного искусства. Причем не примкнул ни к одному авангардному направлению, создал свой собственный стиль, в котором соединились все его художественные познания, и сумел остаться самим собой – жителем маленького Витебска, чем и прославил свой город на весь мир. Пример феноменальной ассимиляции!

В отличие от Шагала, имевшего прочные еврейские основы, художники Парижской школы, вырвавшиеся из черты оседлости и поселившиеся в Париже, относились к своим историческим корням неоднозначно. Осип Цадкин и Хаим Сутин, например, отрицали какие-либо связи с еврейством. Владимир Баранов-Россине был к ним скорее безразличен, но все же уходил от еврейства в интернациональную живописную стилистику. Напротив, Натан Альтман и Давид Штеренберг, в поисках современной художественной формы и национального изобразительного языка, обращались к еврейской этнографии и археологии, к народному еврейскому искусству.

На российской почве процесс национальной самоидентификации еврейских художников проходил еще более интенсивными темпами.

В 1915 году в Петрограде был открыт Еврейский национальный музей, в котором собирались материалы этнографических экспедиций из черты оседлости. В 1916 году в Петрограде создаются Общество еврейской литературы и искусства, Еврейское театральное общество, Еврейское общество поощрения художников (с отделениями в Москве, Харькове и Киеве). Весной того же года общество поощрения художников устраивает выставку своих членов, а через год уже в Москве отрывается «Выставка картин и скульптуры художников-евреев». Вторая подобная выставка состоялась в Москве в 1918 году.

В первые годы после революции ситуация, способствующая развитию еврейской национальной культуры, оказывается еще более благоприятной. Москва и Петроград, Одесса и Харьков пестрят новыми художественными группировками, журналами и издательствами. Стилистический разброс изобразительного искусства в этот момент чрезвычайно широк: от реализма до авангарда.

Одно из крупнейших авангардных объединений этого времени – Культур-Лига, просуществовавшая в Киеве с 1917 по 1920 год. Эта организация ставила перед собой различные просветительские цели, главным образом связанные с подъемом уровня образования еврейского народа. Помимо создания и популяризации литературы на идиш, она много внимания уделяла искусству. Костяк Художественной секции составляли Лазарь Лисицкий, Иссахар-Бер Рыбак, Иосиф Чайков, Борис Аронсон, но в ее состав входили и другие известные художники, в том числе Марк Шагал и Натан Альтман.

Художники Культур-Лиги шли по пути поисков новой формы, причем путь этот пролегал в рамках общего движения русского авангарда. От других направлений их отличало использование художественных элементов еврейского народного искусства. Впрочем, эта черта тоже не была