Книга Патологоанатом. Истории из морга - Карла Валентайн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я упомянула об этом, потому что каждый раз, когда мы открываем очередной мешок с трупом, мы получаем возможность испытать свою квалификацию и опыт в распознавании вариантов запахов. Однако запах трупа, конечно, способен вселить страх, потому что это не милый аромат игрушек с ключиками, а зловещий дух разлагающегося тела. Этот запах ударяет в нос сразу, как только ты входишь в морг утром, и становится совершенно отчетливым, когда мы вскрываем черные мешки, извлеченные из холодильника. Подходящим музыкальным сопровождением могли бы послужить начальные такты увертюры к третьей симфонии Бетховена с мрачными ударами литавр. Неплохо было бы добавить к этому вспышки молний на ночном небе. Если у экстренных служб не оказывается под рукой черного мешка, то разложившиеся трупы пакуют в два, а иногда даже в три белых мешка. Это тоже зловещий знак для сотрудников морга. Если расстегивая молнию белого мешка обнаруживаешь под ним еще один такой же, а под ним и третий, то это становится похоже на игру, в которую нет никакого желания играть.
Прочные мешки необходимы, потому что в них могут оказаться вещи, от которых надо уберечь другие трупы, хранящиеся в холодильнике, а таких вещей великое множество – запахи, жидкости, личинки, мухи, сгнившие куски тканей, улитки, хвосты игрушечных собак и все остальное, из чего состоят разложившиеся трупы.
Я заключила с Джун договор: она вскрывает все бариатрические трупы (это такой политкорректный термин, которым обозначают тела страдавших ожирением людей), а я – разложившиеся трупы. Джун была только рада такому распределению обязанностей, но не могла понять мой выбор. «Почему? Почему ты хочешь их вскрывать? Что у тебя с головой, крошка?» Она называла меня крошкой, потому что в то время я регулярно посещала спортзал и была довольно худа, что мешало мне управляться с тяжелыми трупами. Я говорила, что боюсь упасть в разверзнутую брюшную полость такого трупа. Это будет очень комичный вид – оттуда будут торчать только мои болтающиеся в воздухе ножки.
Техники морга, как правило, лютой ненавистью ненавидят разложившиеся трупы, но я никогда против них не возражала. В конце концов, я была ветераном, имевшим опыт похорон животных, погибших на дорогах под колесами автомобилей. Вскрытия разложившихся тел интриговали меня, и я очень скоро приобрела иммунитет к отвратительному хлюпанью жидкостей, омерзительной вони и бесконечным насекомым. Эти твари просто очаровывали меня еще с курса судебно-медицинской энтомологии, которую я изучала в университете. Я часто заспиртовывала извлеченных из трупов насекомых и во время обеденного перерыва относила их в ливерпульский музей мировой природы. Я живо обсуждала свои находки с энтомологом, одновременно жуя бутерброд. Правда, ничего экзотического в моих образцах не было. Там были обычные представители насекомых Великобритании – мясные мухи, личинки сырных мух, трупные мухи. Но мне нравилось находиться в музее, разговаривать об энтомологии и рассматривать изображения бесчисленного множества самых разнообразных насекомых. Персонал музея окрестил меня «личиночной девочкой» – думаю из хорошего отношения, хотя это прозвище подходило мне и по другим соображениям, потому что мне часто приходилось после вскрытий извлекать личинок из одежды и даже из лифчика.
Это было не вполне обычно.
Нет, в самих личинках не было ничего необычного, но я не могла понять, как они умудрялись заползать мне в лифчик. Личинки попадаются в трупах приблизительно раз в неделю, но в летние месяцы такое может случаться и ежедневно. Это очень печально, что многие люди умирают в одиночестве, и их трупы долго не обнаруживают (вспомним хотя бы невероятно грустную, хотя и исключительную, историю Кэрол Винсент, труп которой был обнаружен в 2006 году, но как было установлено, она умерла в 2003 году; телевизор в квартире был включен в течение всех трех лет). Это означает, что трупы таких людей становятся добычей множества разнообразных тварей: либо в качестве места обитания, либо в качестве источника пищи, а подчас и тем, и другим одновременно.
Обычно, вскрывая особенно ужасный труп, я надеваю полное облачение – зеленый хлопчатобумажный хирургический халат поверх формы. Эта форма промокает любой жидкостью, куда я могу непреднамеренно влезть, и поэтому поверх этой форменной одежды я надеваю еще и пластиковый фартук. Кроме того, я надеваю такие же пластиковые нарукавники, потому что перчатки защищают руку только до запястья. Эти нарукавники выглядят как футуристические согреватели голеней, эластичные на концах и плотно облегающие руку. Это препятствует жидкости подняться по гигроскопичному рукаву до уровня локтей. К тому же мы надеваем не одну пару латексных перчаток, между которыми надеваем еще и перчатки, предохраняющие от порезов, так как всегда существует опасность порезаться острым ножом или скальпелем или уколоться иглой. Мы называем эти защитные перчатки цепными, потому что в их ткань вплетена тончайшая металлическая сетка, не дающая лезвию инструмента рассечь кожу. Тем не менее, сетка эта достаточно редкая, потому что частая сетка просто не давала бы нормально работать, и поэтому кончик скальпеля может добраться до кожи и проколоть ее. Но тут в игру вступает двойной слой латекса – он стирает с лезвия остатки тканей и зараженные жидкости, поэтому шанс чем-нибудь заразиться во время вскрытия при случайном ранении приближается к нулю. В деле профилактики инфекций лишних предосторожностей не бывает.
Ко всему этому ансамблю надо добавить сетку для волос и пластиковое забрало, которое запотевает при каждом выдохе. Вы можете себе представить, как жарко в таком наряде в летний день, и как «гламурно» мы в таком наряде выглядим.
Но вот каким образом личинка забралась ко мне в лифчик. В тот день в прозекторской было невероятно жарко и душно. В довершение всех бед сломался кондиционер, и уже не в первый раз. Мало того, не работали и вентиляторы, создававшие нисходящие потоки, которые уносили находившихся в воздухе микробов к полу, где они могли причинить меньше вреда. Я решила не надевать халат, и вместо этого надела пластиковый фартук прямо поверх повседневной формы, а