Книга Хорошие люди. Повествование в портретах - Анастасия Коваленкова

совпавшего рукопожатия Капитальный уж совсем расцветает улыбкой и, хитро сощурясь, спрашивает:

– Ну что, старуха, капитально?

И сам же, оглядев меня, подтверждает:

– Капитально!

Да, Капитальный – не фамилия. Это прозвище, данное дяде Боре по его присказке.

Слово это шло у него в ход в любой ситуации! Весёлое, смеющееся «капитально!» – когда удача. Заботливое «капитально?» – «как дела?». Сомневающееся «капитально?» – поддав ногой только что накачанное колесо. Горькое «капитально…» – глядя на завалившийся забор. И про себя напившегося, оценивая градус: «капитально…»

Жил Капитальный, вы не поверите… богаче всех в деревне.

У него, у единственного, был каменный дом. Причём с табличкой: «Дом образцового содержания». И веточка там ещё была, из лавровых листиков.

Всё у дяди Бори было капитально. При доме стоял каменный же гараж, с ямой. А в гараже «Жигули» новенькие. И огород был – загляденье. И мальвы с гладиолусами сортовыми – выше головы! Всё хозяйство окружал справный забор, за которым бегала единственная в деревне породистая собака колли. Как он успевал пить и хозяйничать?

Сам Капитальный всю жизнь шоферил. А вот жена его была ударница труда, суровая тётя Маруся, деревенская староста с лошадиным лицом. Долговязая, сварливая, сердючая, деревню она держала крепко. Всё чин по чину и сурово.

Боялся её Капитальный сильно. За глаза звал не иначе как Гестапо. И при виде жены выпрямлял спину, кончал балагурить. Но краем рта, в стороночку всё равно ухмылялся и глазами помигивал народу, мол, «ладно-ладно, знаем…». Похоже, что Маруся мужа поколачивала.

Один только раз видала я его храбрым перед Марусей. Тогда уж он и впрямь капитально напился и деньги, видать, потерял. Стоял он перед ней посреди улицы, по карманам шарил, покачиваясь. А Маруся грудь выпятила, руки в крутые бока упёрла.

– Ищи давай. Они у тебя, лешего, были. Точно были.

А Боря рылся, рылся… Потом вывернул карманы, потянул их в стороны и, вот так растопырясь, пошёл мимо жены, припевая:

– Были, ой были, да мы всё пропи-или…

Маруся тогда до того удивилась, что так и осталась стоять посреди улицы, глядя ему вслед, обомлев. Интересно, что дяде Боре потом за это было?

Казалось, что только на Марусиной хватке их хозяйство и держится. Но нет, Капитальный и сам был не промах, шебутной мужик, как говорится. Вечно он обделывал всякие капитальные затеи.

Решили в совхозе асфальт от станции к деревне проложить. Должна была контора какая-то всё это обустраивать, так дядя Боря со всеми договорился, весь подряд на деревню стянул. Сам, конечно, асфальт возил, прорабствовал там, но и деревенским подзаработать дал. Мало того, асфальту приворовал, так что можно было и на сторону продать. Да тут его широта помешала: бабы заныли, что им бы – дорожки от калиток к избам заасфальтировать, а Капитальный возьми и согласись! Ругалась тогда Маруся по-страшному! Боря, потупясь, оправдывался:

– Они ж, заразы, так ныли… Да что уж теперь, не отковыривать же тот асфальт, в самом деле? А? Я его капитально уложил…

Вот и с гаражом их каменным лихая затея была, Борина. Как только стали у дачников машины появляться, сообразил он, что тут «капитальные доходы» намечаются. Отстроил гараж, да с ямой, сына на автомастера учиться определил. Глядишь, а там уж дело пошло: весь народ у Капитальных чинится, прибыток регулярный. Только приходилось сыну ухо востро держать: чуть отвернёшься, а батя уж деталь из гаража тащит: «Другу сердечному не могу отказать, грех не помочь».

Сын-то построже был, в Марусю пошёл характером.

* * *

Очень интересно было само появление Капитального в деревне. Знаменательное было явление. Он ведь не из местных, пришлый он.

А случилось это, когда война закончилась Отечественная.

Шли тогда с запада, от границы, войска наши. По домам возвращались. Один из путей как раз через нашу деревню и проходил. Тянулись один за другим полки, топали по летним дорогам счастливые пыльные солдаты. И обозы тянулись, с возами, запряжёнными лошадьми, гружённые немецким трофейным имуществом. Богатые бывали обозы.

Вот на таком возу, верхом на трофейном добре, и появился в деревне Капитальный. Служил он всю войну шофёром, рисковый был, из окружений, сквозь бомбёжки возить брался. За то и орденов полную грудь получил. Но к концу войны шибануло его миной, захромал, машину пришлось оставить. Подсуетился он, устроился к генералу какому-то денщиком. Тот его взял «за расторопность». «Я и хромой поспевал-оборачивался!» – ухмыляясь, хвастался дядя Боря.

С тем самым генералом он до Берлина дошёл. Там и набрал добра трофейного. Говорят, шикарный у него был воз. Я уж потом, на стене в их доме, часы трофейные видала. Большие, строгие, они висели там и тикали тихо и чётко, как-то не по-русски…

Красив был Капитальный в молодости, говорят. Чубастый, весёлый, на язык острый! Приглянулся он Марусе. Да и воз тот ей, видать, пришёлся. С приданым жених! Она, думается, уже тогда предприимчивая была девица. Короче, захомутала она Борю. Так и осел он у нас.

А с того воза они, видать, пораспродали богатство. Вот с него-то дом и отстроили.

Только поговаривали, что имущества трофейного – не один воз был, а два. Да один воз Боря по пути разбазарил. Про то рассказывал его сослуживец Славка, тоже обженившийся в нашей деревне.

Въедливая Маруся тот, второй, воз ему порой зло припоминала. А он хихикал:

– И на что тебе, краса, было б этих два воза?

Иногда Капитальный говорил стихами, «складно», как он сам называл такие моменты.

* * *

Однажды, девятого мая, неожиданно завернул дядя Боря ко мне в избу. Заскочив в калитку, он всё беспокойно оглядывался, пряча что-то под ват ником.

– Слухай, пока моя Гестапо не видит, айда по рюмахе опрокинем, за Победу?

Даже в избе он всё сторонился от окон, «шухерился» своей Гестапо. Достал из-под ватника пол-литру. Я покорно подала рюмки, закуску достала. Дяде Боре не пилось в одиночку, и это стоило уважить. Организованно выпив три рюмки, Капитальный расчувствовался, развспоминался… И вдруг, криво ухмыльнувшись, подмигнул мне и, наклонившись к самому моему носу, с заговорщическим видом зашептал:

– А я, слышь, воз-то тот, второй, знашь кому раздал? Я же немцам его и раздал!

– Как немцам?

– А вот так! – Он заржал, хлопнул себя по колену. – Как двинулись мы на возвратный курс, так я и увидал… Эка капитально мы их расколошматили-то! У них нищета была – похлеще нашей, вот уж где нищета…

Он замер с открытым ртом, вспоминая… Потом опрокинул в него рюмку, крякнул, залыбился снова.

– Ну я и того… – он отмахнул рукой, – то одному