Книга Бывших не бывает - Евгений Сергеевич Красницкий

его два таких наставника, вероятно, научили.

– А ты что-нибудь читал о франкских рыцарских орденах? – насмешливо вскинул брови Илларион. И припечатал, отвечая сам себе: – Ни-че-го! Меж тем в твоём распоряжении была библиотека монастыря святого Георгия во Влахернах, которая немного побольше, чем у приходского священника, и ты имел в неё свободный доступ. Ты же сам избрал своим послушанием переписывание книг, разве не так, брат Меркурий? И не ты ли частенько оказывался в монастырской темнице на хлебе и воде, за то что, зачитавшись, опаздывал на службы? Так откуда такой книге взяться у отца Михаила?

– Мальчишка знает, что они существуют. Вспомни его слова! Откуда? – отставной хилиарх понимал, что горячится, но останавливать себя не стал.

– Хм, ты прав, знать он мог. Его дядя купец, и очень непростой. Дядюшка мог услышать что-то и случайно рассказать племяннику. – Казалось, Илларион несколько обескуражен, видимо, эта мысль только что пришла ему в голову.

– Ну вот, не стоит вмешивать божественное провидение туда, где можно обойтись без него, брат мой во Христе, – бывший хилиарх не скрывал иронии. – Но расскажи мне о купце, который знает о рыцарских орденах больше, чем выученик Магнавры.

– О, купец Никифор хитёр как лис и скользок как угорь, – улыбнулся в ответ Илларион, нисколько не удивившись смене темы разговора.

– Ты знаешь других купцов? – не остался в долгу отец Меркурий.

– Да, ты прав, они все пройдохи, – опять улыбнулся епископский секретарь, – однако этот мошенник сильно выделяется на общем уровне. Для начала, он куда богаче и влиятельнее, чем кажется. И немало пошатался по свету. Но о нём мы поговорим позже, сейчас это не столь важно.

– Да, не стоит уходить в сторону.

– Не будем, нетерпеливый брат мой. Отрок Михаил, как только что мы с тобой выяснили, в лучшем случае мог что-то слышать от дяди о рыцарских орденах, но ничего не мог знать о них точно. Ты согласен?

– Согласен, друнгарий. Но сомнения по-прежнему терзают меня.

– А ты ведь в душе уже согласился, и только твоё ослиное упрямство не даёт тебе сказать об этом вслух. Ты всегда был упрямее мула, Макарий, в этом и твоё достоинство, и твой недостаток. Впрочем, скорее, достоинство. Ты всегда был умён и всегда умел думать, так что твоё упрямство неизменно оставалось в подчинении у разума. Но временами ты просто несносен! – Говоря всё это, Илларион широко улыбался, – Ты хочешь знать как можно больше, чтобы принять разумом то, что уже принял душой. Что ж, я дам тебе пищу для разума!

– Ну так дай мне её наконец! – отцу Меркурию даже не пришлось изображать раздражение, – Я оценил твою лесть под маской грубости, но давай вернёмся к главному!

– Хорошо, тогда попробуй ответить мне, почему тринадцатилетний сопляк сказал мне то, что сказал? Он ведь первый начал этот разговор, и начал его сам. Его дед был страшно удивлён, что я отослал всех, и его в том числе, когда беседовал с Михаилом. А отрок меж тем говорил обдуманно, так может говорить много видевший и понявший муж. И с кем он говорил – со мной. Не с князем, не с его боярами, не с владыкой. С единственным человеком, который тут способен это понять и оценить. Не бывает на свете таких отроков, не бывает! Тебе мало этого, оплитарх?

– Мало! Враг рода человеческого хитёр, не принимаешь ли ты дьявольские козни за божественное откровение, брат мой? – отец Меркурий сам не мог бы сказать, где в его словах кончалась игра и начиналось подлинное сомнение.

В келье повисла тишина…

«Господи, ты не посылаешь нам непосильных испытаний, так дай мне сил с честью вынести то, что Ты мне уготовил! Дай мне мудрости прозреть замысел Твой! Не для себя прошу, Господи, для тех, кто сгинет без следа, могилы и покаяния, если я ошибусь!» – так не по канону, но от чистого сердца мысленно обращался бывший хилиарх к своему Создателю. Но Бог хранил молчание, или не хранил, кто знает? Но откуда тогда в голове отца Меркурия появилась мысль: «Спроси свою совесть, солдат, и поступи так, как она велит!»

И, как когда-то в бою, решение пришло мгновенно: «Кто-то должен остановить Иллариона и этого непонятного отрока. И этот кто-то – я!»

Отцу Меркурию давно не приходилось принимать решения вот так – мгновенно, на инстинктах, но солдату нельзя по-другому. Когда свистят стрелы, грохочут сталкивающиеся щиты, а вражеский клинок норовит поставить в конце твоей жизни жирную точку – не до философии. Однако, как он давно убедился, принятое вот так по-боевому решение чаще всего оказывается верным, как будто разум заранее, без ведома хозяина, просчитал все возможности и выбрал наилучшую. Воин Макарий знал, а отец Меркурий вспомнил, что такому решению-озарению следует повиноваться беспрекословно, а обоснование и дополнение придёт потом, когда появится время на обдумывание. Так случилось и сейчас. Принятое решение не требовало немедленных действий, и мысли священника потекли спокойнее:

«Нет, пожалуй, неверно, не остановить, а направить в правильное русло. Я несправедлив к тебе, Илларион. Ты действительно хочешь вернуть блеск и величие ромейской державы времён Константина и Юстиниана и готов положить жизнь ради этого. Империя и для тебя превыше всего, правда, империя во главе с тобой. Но пока меня это устраивает. А к отроку надо присмотреться. Ты видишь его орудием, которое послал тебе Бог, друнгарий. Вот только если мальчишка действительно избран Господом, то неизвестно, кто кому станет служить, а если он порождение Сатаны, то ты, Илларион, со своей мечтой о власти уже попал в его сети. В любом случае, чтобы понять это, надо быть рядом».

– Значит, мало? Ну что ж, Фома Неверующий, вот тебе окончательное доказательство! – произнёс епископский секретарь после длительной паузы, необходимой обоим собеседникам, чтобы собраться с мыслями. – Отрок Михаил основал в своём медвежьем углу воинскую школу, которую повелел называть Академией Михаила Архангела, причём учат там не только драться. Невиданное тут дело – внук патрикия из скифского захолустья начал учить будущих воинов семи свободным искусствам! Сразу скажу тебе, что отец Михаил к этому не причастен. В его донесении каждая строка просто вопиет об удивлении, которое вызвало у него деяние воспитанника. А теперь вспомни, кому посвящён наш орден, и ответь, нужны ли тебе ещё доказательства?

Отец Меркурий встал, шумно выдохнул, шагнул к посудине с водой, не видя, нашарил ковшик… Пил бывший хилиарх долго, одного ковшика оказалось мало, чтобы хоть немного притушить полыхавший в груди пожар. Окружающий мир исчез. Мысли, мысли, мысли… Они