Книга Игры мажоров. "Сотый" лицей - Дина Ареева

бы не точило изнутри, не разъедало. Но старший Топольский решил по-другому. Андрей женился на дочке Ермоловых, чтобы поддержать семейный бизнес, который шатался и мог рухнуть в любой момент. В наказание.

И все-таки, лучше бы он хоть что-то вспомнил. Тогда не снились бы эти сны, или тогда бы он знал, где сон, а где игра подсознания.

Ни дома, ни семьи Топольский не заслужил, зато сын есть. О жене вспоминал изредка, она как раз все заслужила. Любовницы сменялись стабильно, как чистые рубашки. И от этого тоже было муторно.

Дашу вспомнил. Кисти изящные, узкие плечи. Шоколадные глаза. Такая если бы ждала, он бы домой только и рвался…

Андрей посмотрел на часы. Душ и чистая рубашка все-таки нужны, надо попытаться успеть. И уже когда садился в машину, подумал, что даже если бы она ждала в той убогой квартирке на краю географии, он бы туда все равно рвался…

Глава 10.1

Никита

Отцу пришлось пообещать, что я больше не притронусь к Маше без ее согласия. Я и сам жалею, что сорвался, но как было удержаться?

Мы вдвоем, в моей комнате. Да я вообще соображать перестал, особенно когда у нее верхняя пуговица на блузке расстегнулась. Даже сейчас сидеть больно, как вспомню.

Зато меня бесит Дарья. Я уверен, это она дочь запугала и запретила со мной общаться. Когда я поцеловал Машу, Мышка сначала ответила мне. Ей понравилось, она бы не оттолкнула меня.

И еще мне показалось, что отец на Дарью запал. Уже несколько раз спрашивал о ней, потом спрашивал, сколько раз у нас в неделю английский. Сказал, что надо в ресторан их сводить. Лучше бы он матерью так интересовался.

Она у нас, конечно, своеобразная. Вот сейчас уехала в Тибет чего-то постигать. Собралась обойти гору, я забыл ее название. Отца звала, но он не поехал, денег ей дал и все. И он никогда не смотрел так на мать, как смотрел на эту Дарью.

Чувствую, скоро ее возненавижу. Из принципа не встаю, когда она приходит на урок. Бесит. Делает вид, будто ничего не замечает, а сама все сечет.

Вызвала недавно, я сказал, что не выучил. Вчера снова не стал отвечать, так заявила, что хочет с моей матерью поговорить. Скоро родительское собрание, но туда отец всегда ходит. А мать если бы не уехала, все равно бы не пришла.

Мной, сколько себя помню, отец занимается. Даже в садики на утренники он сам приходил, мать говорила, что это слишком рано, она не может встать раньше часа дня.

Но все равно меня бесят его вопросы о Дарье.

А еще бесят качок Каменский и задрот Голик, теперь они от Мышки моей не отходят. Особенно Каменский. Таскает за нее подносы с едой, а она ему улыбается.

Вчера домой вместе ушли. Они что, встречаются?

Представляю, как она с ним целуется, а он пуговичку ей на блузке расстегивает. Я же убью его, пускай только попробует к ней дотронуться.

Я так и сижу с Анваром, Милена тоже бесит. Никакой гордости. Вчера уже спать лег, прислала фотку. Себя в постели.

Самое противное, я чуть не сорвался и не поехал. Даже в приложение такси зашел. Но потом Машу вспомнил и телефон выключил. Чуть не проспал утром, хорошо, отец разбудил.

— Что ты как в воду опущенный ходишь? — спрашивает за завтраком.

— Ой, пап, ну хватит с этими твоими бумерскими выражениями… — бубню в ответ.

— А твои лучше? Язык сломаешь, — наинает он заводиться, но я уже встаю из-за стола.

— Я опаздываю.

— А завтрак? Никита, сядь!

— Не голодный…

Теперь жалею, что не позавтракал. Вхожу в класс, настроение на нуле. И первым, кого вижу — Каменского с Голиком, и Маша с ними. Стоят у окна, Макс в красной футболке. Ну, ему дресс-код нарушать можно, если сразу на тренировку после уроков. Хотя можно и переодеться.

Он что-то говорит, и Мышка улыбается. Меня кроет, падаю на свой стул и откидываюсь на спинку.

— Заречная, — выходит сипло, прокашливаюсь. Класс замолкает. Повторяю громче. — Заречная, принеси кофе. Мне и Мамаеву.

Протягиваю ей карту. У меня пай-пас* в телефоне, но и пластик на всякий случай таскаю с собой.

Через очки вижу, как Мышь хлопает ресницами. Получаю мстительное удовольствие от ее растерянного личика. И от того, что она отходит от Каменского.

Подходит и с опаской берет карту.

— А разве кафетерий уже открыт? Он же после девяти открывается.

— Да. Но я хочу кофе. Тут кофейня через квартал, оттуда принеси.

— Но… — беспомощно оборачивается, — Никит… Я же опоздаю.

У нас сейчас английский, мамочка не заругает.

— А ты шевели булками, Заречная, — отзывается со своего места Милена, и у Машки на щеках вспыхивают пятна. — Сама Никите навязалась.

Была б парнем, я бы уже с ноги зарядил, а так держусь.

— Рот закрой, — бросаю, не глядя в ее сторону. — А ты быстрее давай, Заречная, очень кофе хочется. Я сегодня не завтракал.

— Милка, это с кем Ник всю ночь зажигал? — хихикает ее подружка Алиса. Стерва еще та. — Вроде как не с тобой.

— Главное, что не с тобой точно, — отвечаю за Милену. Она хоть и такая же стерва, но рофлить ее я не позволю. Тем более этой овце Алисе.

Маша выхватывает у меня из рук карту и выбегает из класса. Сжимаю под столом кулаки. Себе бы с удовольствием теперь с ноги бы зарядил. А Каменский как мудак последний, промолчал и на место сел.

Разве что у Голика мелькает во взгляде что-то похожее на презрение, но я в виду его имею.

Входит Дарья, сразу видит, что Мышки нет на месте.

— А где Заречная? — спрашивает.

— Сейчас придет, — отвечаю, и наши взгляды скрещиваются.

— Хорошо, — кивает и начинает урок.

Через пять минут вбегает запыхавшаяся Маша. Раскрасневшаяся, губки прикушены, и я тоже краснею, потому что чувствую себя полным дном.

Мышка ставит перед нами с Анваром картонный держатель с двумя бумажными стаканами.

— Подавись, — шепчет она и все еще тяжело дышит.

А я представляю ее такую раскрасневшуюся, судорожно дышащую у себя в комнате… Кровь бьет сначала в голову, а потом несется вниз, разжигая внутри целый костер.

— Заречная, Топольский, Мамаев, — звенит возмущенный голос Дарьи, — что происходит?

Маша