Книга Тайна поместья Горсторп - Артур Конан Дойл

По тому, как он неожиданно напрягся, стало понятно: он что-то увидал. Я приблизился к нему. Вопрошающим и страстным взором он не отрываясь смотрел на нечто казавшееся туманным облаком, быстро летящим рядом с кораблем. Это были зыбкие, расплывчатые очертания фигуры, которые то становились совсем неясными, то более отчетливо проступали в свете луны. Блеск луны был приглушен тончайшим облачком, подобным покрову анемоны.

– Я здесь, любимая, здесь! – воскликнул наш морской волк голосом, исполненным нежности и страсти, словно человек, вручающий своей возлюбленной долгожданный подарок, который столь же приятно дарить, сколь и получать.

Все произошло в один миг, и у меня не было времени вмешаться. Одним прыжком он вскочил на фальшборт, а затем спрыгнул на лед, прямо к ногам бледной туманной фигуры. Он развел руки, словно желая ее обнять, и скрылся в темноте с простертыми руками и словами любви. А я застыл на месте, недвижимый, и лишь взглядом провожал удаляющуюся фигуру капитана, не спуская с него глаз до тех пор, пока голос его не затих в отдалении. Я уже не надеялся больше его увидеть, но в это мгновение сквозь просвет в облаках выглянула луна и ярко осветила ледяную равнину. И тут я вновь разглядел его фигуру: он был далеко, продолжая с безумной скоростью удаляться от меня. Больше уж мы его никогда не увидим. Была организована поисковая группа, к которой присоединился и я, но у матросов к этому делу не лежала душа, поэтому мы вернулись ни с чем. Через несколько часов мы снова пойдем на розыски. Пишу эти строки, а сам никак не могу поверить, что это не сон, не какой-то ужасный кошмар.

7:30 утра. Только что, ужасно измотанный и смертельно уставший, я вернулся из второй и столь же безуспешной экспедиции, предпринятой в надежде найти капитана. Эта льдина кажется бескрайней: мы прошли по меньшей мере двадцать миль, но так и не достигли конца. Последнее время стоял сильный мороз, и снег стал твердым как гранит, иначе можно было обнаружить хотя бы следы. Команда волнуется: все хотят, чтобы мы снялись с якоря, обогнули льдину и двинулись на юг, поскольку ночью во льду вновь образовался проход, а на горизонте виднеется полоска воды. Они считают, что капитан Крэйги мертв и мы только зря рискуем жизнью, оставаясь здесь, когда есть такая удачная возможность уплыть. Мистеру Мильну и мне стоило большого труда уговорить их подождать до завтрашнего вечера. Нам пришлось пообещать, что никакие обстоятельства не заставят нас отложить отплытие на более поздний срок. Мы предложили им лечь и несколько часов отдохнуть, а потом предпринять последнюю попытку отыскать капитана.

20 сентября, вечер. Сегодня утром я с группой матросов обошел льдину с южной стороны, а мистер Мильн с другой группой пошел на север. На протяжении десяти-двенадцати миль мы не обнаружили следов ни одного живого существа, лишь одинокая птица долго кружила у нас над головой – судя по полету, это был сокол. Южная оконечность нашей льдины заканчивается узкой длинной косой, выступающей далеко в океан. Когда мы подошли к этому ледяному мысу, все остановились, но я попросил их пройти со мной до самого края, иначе впоследствии упрекал бы себя в том, что мы не сделали всего от нас зависящего. Но не прошли мы и сотни ярдов, как вдруг Макдональд из Питерхеда крикнул, что видит что-то впереди, и пустился бежать. Мы взглянули туда, куда он указал, и побежали за ним. Сперва можно было различить лишь темное пятно на белоснежном льду, но по мере нашего приближения оно принимало очертания человеческого тела и, в конце концов, оказалось именно тем, кого мы искали.

Пока он лежал, его одежда покрылась снежинками и кристалликами льда; они ярко сверкали на темном кителе. Когда мы подошли, неожиданный порыв ветра подхватил эти легкие звездочки и закружил – они поднялись в воздух, потом опустились вновь, тут их снова подхватил вихрь, и, набирая скорость, они понеслись в сторону океана. Мне показалось, что это небольшая метель, но многие из моих спутников потом уверяли, что снежный вихрь принял очертания женской фигуры, – она склонилась над покойным, поцеловала его и поспешила прочь через ледяную равнину. Я научился не высмеивать чужого мнения, сколь бы странным оно ни показалось на первый взгляд. Ясно одно: смерть капитана Николаса Крэйги была легка – на его посиневшем изможденном лице застыла счастливая улыбка, а руки его были все так же протянуты вперед, словно он все еще обнимал странную гостью, призвавшую его в неизведанный мир, открывающийся за могильной плитой.

В тот же день мы похоронили его, по морскому обычаю завернув в корабельный флаг и привязав к ногам тридцатидвухфунтовое ядро. Я прочел молитву, во время которой простые, грубые матросы плакали как дети, – все они были многим обязаны ему и теперь обнаруживали свою любовь, которой его странная манера поведения не давала проявиться при жизни. Он опустился в решетчатый люк с мрачным, зловещим всплеском, и я видел, как он все глубже и глубже уходит под зеленую толщу воды, пока не превратился в маленькое белое пятнышко, балансирующее на краю вечной тьмы. Потом и оно исчезло, пропало навсегда. Там и будет покоиться этот человек со своими тайнами и печалями. Он унес их с собой и будет хранить до тех пор, пока не наступит великий день, когда море отдаст всех похороненных в нем, и тогда капитан Николас Крэйги восстанет из-подо льда с улыбкой на устах, простирая в приветствии окоченевшие руки. Молю Бога о том, чтобы удел капитана в иной жизни был радостнее, нежели на земле.

Я не стану продолжать свой дневник. Нам предстоит дорога домой, путь для нас открыт, и вскоре бескрайние ледяные поля превратятся лишь в воспоминание. Конечно, потребуется время, чтобы у меня окончательно прошел шок, вызванный недавними событиями. Начиная дневник, я и представить себе не мог, как буду вынужден его закончить. Пишу эти строки в ставшей теперь одинокой и унылой каюте, время от времени вздрагивая от страха, и порой мне кажется, что я слышу быстрые нервные шаги покойника по палубе, прямо у себя над головой. Сегодня вечером я посетил его каюту: это мой долг – сделать опись его личных вещей, дабы они были внесены в бортовой журнал. Там все так же, как во время моего первого визита, и только описанная мной картина, висевшая в изножье кровати, исчезла, вырезанная из рамки будто ножом. Упоминанием об этом последнем звене в цепи странных событий я и заканчиваю дневник, повествующий о плавании «Полярной звезды».

(ПРИМЕЧАНИЕ доктора Джона Мак-Алистера Рея-старшего.

Я прочел в дневнике моего сына о странных событиях, сопровождавших смерть капитана «Полярной звезды». Ни секунды не сомневаюсь в том, что все произошло именно так, как описано там, ибо мой сын – человек с железными нервами, привыкший точно придерживаться фактов и напрочь лишенный каких бы то ни было фантазий. И в то же время вся эта история с виду кажется настолько странной и неправдоподобной, что я долго возражал против ее публикации. Однако в последнее время мной получены новые, независимые свидетельства, которые проливают на это дело дополнительный свет. Дело в том, что в Эдинбурге, где я принимал участие в заседании Британской медицинской ассоциации, мне довелось встретиться с д-ром П., моим старинным приятелем по колледжу, который ныне имеет практику в Солтэше, что в графстве Девоншир. Когда я рассказал ему о загадочных событиях, свидетелем которых стал мой сын, он заявил, что знаком с упомянутым в дневнике человеком, и, к моему величайшему удивлению, дал даже его описание, которое поразительным образом совпадает с приведенным в дневнике. Правда, из слов моего друга я заключил, что капитан тогда был несколько моложе. Так вот, он рассказал мне, что этот человек был помолвлен с девушкой необычайной красоты; она проживала на побережье графства Корнуолл. Однажды, когда капитан находился в плавании, его невеста погибла при крайне трагических обстоятельствах.)