Книга Пепел острога - Сергей Самаров

* * *

Лошадиный топот приближался со стороны восходного[45]леса.

– Скачет кто-то… Должно, с вестью… – Велемир с надеждой поднял голову навстречу звуку.

Любые вести означали для молодого воя возможность действия, а только в действии он мог сейчас забыть о случившемся несчастье, только в собственной активности мог найти утешение.

Всадник из тех, кого Овсень отправил поискать беглецов, скакал без дороги, напрямки, но так, чтобы на окружную дорогу в нужном месте попасть. И попал правильно. Лошадь проскакала через уцелевший мост восходных, обычно закрытых ворот, легко преодолела остатки сгоревшего тына, быстро миновала пепелища нескольких дворов и домов и без остановки принесла гонца на высшее в остроге место, сразу к дому сотника.

– Нашлись… Есть люди… – сказал гонец, переводя сбившееся дыхание так, словно не лошадь его несла, а он лошадь. – Убежали… Женщины, дети, старики, одного раненого дружинника вынесли… Человек около двадцати всего…

– Моих… – начал было сотник.

– Не видел. Меня десятник сразу послал. Сказал на словах, и все… Я сам никого не видел… И еще… Урмане разделились. Три «дракона»[46]уже уплыли. Большие… Пленников туда загрузили. На веслах ушли по течению, но против ветра. А сотни полторы воев пешим ходом вдоль реки двинулось вверх по течению… Про нас раненых спрашивали, перед тем как добить, нас искали…

– Выше по течению жилых мест нет. Там им дела не приготовили. А нас искали… Это хорошо… Кто ищет, тот всегда найдет… – сказал Овсень и вдруг сообразил. – Не нас искали, а рассчитывали годовую дань захватить. Знали, зачем сюда шли. А мы ненароком в пути задержались. Собирайте сотню. Выступаем срочно. Они там…

– Я посмотрю, кто в лесу остался! – сказал Велемир, взяв уже за повод своего лося Верена, и сотник его естественное желание понял. Но он сам умел собственные желания общему интересу подчинять и от других того же требовал.

– Не время, десятник… Все потом увидим…

Он умышленно назвал его не по имени, а по должности, как редко звал, то есть об ответственности напомнил. Велемир лицом вспыхнул, но смиренно и согласно голову опустил. Когда враг рядом, собственные заботы забудь! Это была истина. Хотя давалось такое и с болью.

– Добряна… – только и напомнил Велемир едва слышно.

– Я сам посмотреть хочу, и тебе она не дороже, чем мне, но времени нет. У нас груз еще из леса не вышел. Оставили, как специально, для урман… Собрать всех! Оружными… Наш груз – заманка для них… Вот у груза за все и рассчитаемся… За все и за всех… К оружию!

* * *

В сердце опытного сотника ни на минуту не мелькнуло тени сомнения в своих силах, хотя он имел в своем распоряжении только легкую сотню воев. И даже не из княжеской дружины, с детства обученной держать в руках оружие и стоять строем в самой лютой сече, сомкнув щиты и так поддерживая друг друга, а набранных им среди охотников, следопытов и первопроходцев этих диких земель. Конечно, все они люди с характером, все они за себя и за свои семьи постоять могут. Да и урмане тоже в поход идут, надо полагать, не лучшими силами, не с прославленными в боях бойцами, а с тем отребьем, что по прибрежным викам без дела мотается, часто ни кола ни двора не имея. Хотя и вообще все дикие скандинавы, как считал Овсень, сплошные разбойники и убийцы, к разбою и убийству с детства привычные, а вовсе не настоящие вои, которых уважать следует. Это они себя воями зовут, но взращивают в себе культуру убийц, не видя разницы между убийцей и грабителем – и настоящим воином. Они привыкли сразу руку тянуть к тому, что схватить можно, и даже гордятся тем, что, своего не создавая, ничего не строя, чужое стремятся захватить. Не случайно, говорят, в их стране городов и городищ почти нет, что строить они не обучены и не любят этого. Пакостный, одним словом, народец эти скандинавы, и уважать их не за что. Но и драться с урманами, понимал сотник, тем более, настолько превосходящими в численности, не просто. И все же Овсень, чувствуя свое отчаяние и свою решимость, свое желание отомстить и, если возможно, защитить и вернуть своих родных, ощущая в руке такую свирепую силу и тяжесть, что даже мысленно уже разрубал ненавистного врага на две части, понимал, что точно такие же чувства испытывают и другие вои его сотни, чьи дома погорели, а с семьями неизвестно что случилось. И все драться будут один за семерых, и нет силы, способной остановить справедливый гнев. По крайней мере у скандинавов нет такой силы. А уж духа воинского, тем более, им не хватит. Дух там живет, где дома и семьи. А дикий разбойный дух против духа чести и справедливости мало чего стоит. Такая сила, что могла бы сейчас сотню остановить, только у богов может быть, но боги всегда на стороне справедливых, потому что они мир справедливым создавали, и только люди в жадности своей справедливость извратили.

И потому, едва собрав своих людей, взглядом оценив их вооружение и способность в таком состоянии духа к бою, Овсень смело двинул их в обратный недавно пройденному путь. Расстояние не больше восьми тем[47]шагов пешего воя. Однако при всем своем отчаянии и решительности, при всем желании рассчитаться за боль и обиду сотник не забывал, что он за жизни своих людей несет ответственность и потому обязан действовать, со своей головой основательно посоветовавшись. И сразу выслал по паре человек по сторонам от дороги, чтобы нашли противника раньше, чем противник заметит основные силы славян. Остальную же сотню, выдвинувшись вперед, Овсень остановил на въезде в лес, где сразу приметил удобное для засады место – с двух сторон кусты стоят плотно и полностью непролазны для пеших, но эти кусты можно верхами быстро обойти и дорогу запереть. Не использовать такое место было бы грешно.

А лосей с волокушами все так и не было видно, хотя по времени пора бы им было давно с лесной дороги на берег выйти. Похоже, что груз с годовой данью беда постигла, и урмане получили то, чего ждали. Но хотелось дать им и то, чего не ждали, очень хотелось, и не один сотник таким страстным справедливым желанием горел…

Разведчики вернулись вскоре с недоброй вестью.

– Пропали наши… Догнали их урмане. Сейчас рухлядь[48]разбирают и делят… Прямо на месте, кому что достанется. Жадность такая, что друг друга чуть не режут…

– Зато режут наших уже без всяких «чуть». Охранники убиты?

– Не разглядеть… Там все урманами окружено, толкутся, рухлядь друг у друга рвут и пляшут, и за ножи хватаются. Наших за кустами не видно. Один там командует. Остальные ростом ему до плеча. Волосы из-под рогатого шлема соломой до пояса висят. И спереди, и сзади. Ему отдельно складывают, что выберет. Его боятся…