Книга Темные сети - Никита Серков

— Вы чего? — удивился МВД. — Вы меня не так поняли! Я из уголовного розыска, а не из Следственного комитета. Это они проверками занимаются, а мне нужна просто информация — я занимаюсь этим делом, и больше мне от вас ничего не нужно, — оправдывался Миронов. Его настолько обескуражил такой стихийный и неожиданный выброс коллеги, что он просто не понимал, как дальше продолжать разговор.

После некоторой паузы разгневанный собеседник смягчился и произнес:

— Извините!

Остальные полицейские продолжали покорно молчать, лишь наблюдая за перепалкой и как будто ожидая приказа говорить.

— Просто эти проверки… Восемь месяцев и двенадцать трупов! Я уже почти год из-за всего этого нормально не спал. Что вы хотите знать?

— Почему об этом никто не знал?

— Потому что все были довольны версией о беспризорниках, наркоманах и проститутках. Приходили проверки. Я по сто раз объяснял одно и то же. Ну, не возьму же я виновных с потолка. Да и потом… никому не интересна смерть отбросов.

— Вы действительно так считаете? — сурово произнес МВД.

— А вы действительно думаете, что я похож на человека, которому на это наплевать? — Перед Мироновым сидел уже не тот следак с надменным и самодовольным лицом, каким он увидел его впервые буквально четверть часа назад, теперь это был уставший и осунувшийся человек, из которого постоянно высасывали все жизненные соки. — Это не мои слова…

— А чьи? — продолжал Виктор Демьянович.

— Вы правда хотите копаться в грязном белье?

Забавно, как теперь странно звучит эта фраза «копаться в грязном белье». Если хорошенько подумать, то вся работа органов внутренних дел — это и есть системное копание в грязном белье. А МВД так только тем и занимался последние полгода, что копался в чьем-то чрезвычайно грязном белье, правда пока непонятно в чьем, но это дело времени… Так что подобное копание — это не совсем то, о чем сейчас стоило говорить этому молодому, по сравнению с Мироновым, следователю, но Виктор Демьянович не стал развивать эту тему.

— Кто приходил, писал, звонил насчет тел? Родители, родственники — хоть кто-то их искал?

— Нет. Никто. Абсолютная тишина. Слушайте, я неплохо делаю свою работу, как мне кажется, не хуже многих. Прежде всего, когда выловили первые тела, я и сам не подумал на что-то серьезное, решил, что совпадение. Уколы на руках указывали на то, что подростки принимали тяжелые наркотики. Там, где наркотики, всегда есть место криминалу. Кого искать? Не они первые, не они последние! Начиная со второго десятка, я и сам стал задумываться: как это так? У меня на участке стабильно вылавливают детей и женщин, все наркоманы, у всех подчистую на теле следы насилия, как физического, так и сексуального, подростки одеты в одну одежду. Но где искать? По базам потеряшек не найдешь — у них вместо лиц каша, по нашим базам тоже ничего. Откуда они там — тоже не выяснить. Я давай к начальству. Начальство: «Тебе проблемы нужны? Не можешь найти — не трать наше и свое время». Начали приходить ежеквартальные проверки, но фактически никому и дела не было, просто никто не хотел двенадцать висяков в районе, вот и все. Вчера по телевизору показывают этого мальчика, я уже и сам хотел позвонить, но в новостях было только про коллектор — откуда ж я знал, что это не простое совпадение, сегодня приходите вы.

— Теперь эти дела переходят ко мне. Пришлите, пожалуйста, все, что есть. С начальством согласуем. — Миронов был жесток со своим коллегой, он не испытывал к нему антипатии, скорее, наоборот, он прекрасно его понимал: среда заела, начальство затюкало и тому подобное, — но сейчас у него не было ни малейшего желания успокаивать молодого следователя, все силы он хотел употребить в дело, так что мысли были направлены исключительно на факты. — Спасибо вам за помощь.

На выходе он обернулся и печально произнес:

— Не завидую я вам.

— Почему? — тихо и враждебно буркнул коллега.

— Потому что знаю, по какому принципу будут искать виноватых. По принципу, кто ниже сидит, кого проще… Но, надеюсь, все обойдется.

— Ну а вы? — нахально, как в начале разговора, снова надев на себя масочку надменности, произнес следователь. — Вы что же, не боитесь?

— Боюсь… — тихо буркнул МВД.

Как же так? Следователь Миронов — и боится? Это не тот герой, о котором показали не один десяток новостных выпусков полгода назад после смертельной схватки с убийцей! «Кто вообще сказал, что я герой?» — раздраженно думал Виктор Демьянович. МВД действительно боялся. Каждый новый шаг в бездну давался ему с невероятными усилиями, каждый вдох и выдох в этой темноте казались ему невероятно громкими и способными привлечь много внимания со стороны всякой нечисти. Он боялся за себя, за Свету, за Степу, боялся за своих друзей, боялся того, что кого-то из них может постичь та же участь, что и Леху. Ему действительно было страшно, порой до панических состояний, но никто не говорит, что страх — это ненормально. Просто он не собирался ему поддаваться. Виктор Демьянович боялся, но шел вперед, несмотря ни на что, потому что знал: все так, как должно быть. И остановить его теперь может только смерть.

С тех пор начался бюрократический и дежурно рабочий ад. Миронову пришлось досконально изучить информацию по каждому из двенадцати найденных тел, а для начала получить их на полных и безоговорочных правах следователя, ведущего это дело. Приходилось убеждать всех и каждого, что все эти тела взаимосвязаны, что город имеет дело с преступником или целой преступной группировкой, намного более опасной, чем убийца в маске прошлогодней давности, который оставил восемь шрамов на сердцах невинных граждан, родственников жертв серийного убийцы. Ценных улик не было никаких, догадок — море, радиус возможного нахождения преступника был огромен, те немногие зацепки, которые были вытянуты из снов и видений МВД, нельзя было без оснований предъявить начальству. Поэтому Миронов решил притянуть все за уши и идти ва-банк. На теле нескольких жертв были найдены следы укусов предположительно собаки или другого схожего по размерам лесного животного, например, волка. Виктор Демьянович точно знал, что эти следы принадлежат клыкам овчарки, поэтому решил выдать вероятное предположение за единственно верное. Далее в бой пошла статистика. МВД теперь уже верил своим снам, а потому прекрасно знал, что преступник мужчина, скорее всего, славянской внешности, говорит без акцента, возраст 35–40 лет. Это описание прекрасно подходило под все наиболее распространенные статистические данные об убийствах и преступлениях последних десятилетий, поэтому под статистику оно и было подогнано. К тому же подвал, показания мальчика о большом доме, в котором по меньшей мере пять и более комнат — все это давало какой-никакой, а портрет подозреваемого. Затем начался целый цирк с тем, чтобы убедить вообще кого бы то ни было из начальства объявить розыск — приметы были настолько неопределенны, а новых тел не обнаруживалось, так что пришлось попотеть. В итоге розыск был объявлен, а сразу за ним начали поступать в невероятных количествах звонки о возможных подозреваемых — чуть ли не каждый второй житель города подходил под описание преступника.