Книга Елена Троянская - Маргарет Джордж

И тут к моей дочери посватался Орест. Он не имел ничего общего с тем полусумасшедшим убийцей, которого я повстречала по дороге в Микены. Это был сдержанный, уверенный, вежливый человек. Со всем почтением он пришел к Менелаю просить руки Гермионы.

Они с Менелаем уединились, я не присутствовала при их разговоре и его содержания не знаю. Знаю только, что некоторое время спустя Менелай появился на пороге комнаты, говоря: «Я согласен». Впрочем, Менелай теперь был абсолютно со всем согласен. Позже, когда Оресту оказали все предписанные законом гостеприимства знаки внимания и уложили спать, Менелай мне сказал, что Орест наконец-то искупил грех матереубийства. В свое время он разрывался между двумя противоречащими друг другу требованиями: долг требовал, с одной стороны, отомстить за отца, а с другой стороны, почитать мать. После убийства Клитемнестры Ореста долго преследовали змееволосые, собакоголовые эринии с крыльями, как у летучих мышей, и громко щелкающими кнутами. Он едва не потерял рассудок, временами падал без чувств, переживал приступы неистового безумия.

— Теперь это позади, Елена, — говорил Менелай. — Все позади.

Да, все позади. Я смотрела на него: вместо исполненного сил жениха передо мной стоял старик. А что видел он, глядя на меня? Думаю, это зрелище тоже не радовало глаз.

— И что же? — спросила я.

— Проклятие, наложенное на оба наших дома, исчерпало себя. Гермиона свободна от него, Орест заплатил сполна и очистил себя от скверны. Подумай только — наши внуки будут самыми обычными людьми! Никаких проклятий, предсказаний оракулов, богов вместо родителей! Как я завидую им.

— Да, они узнают свободу, которой не было у нас, — согласилась я.

«И не узнают величия и славы», — прибавила про себя.

Мы выдали Гермиону замуж за Ореста, отпраздновали свадьбу. Она с радостью покидала дом своего вдовства и уныния. Она призналась мне, что давно была влюблена в Ореста! Она призналась мне, даже не догадываясь, какой наградой стало для меня ее доверие.

— Видишь, все к лучшему, — сказала я. — Иногда жизнь исполняет самые заветные наши желания.

У Гермионы и Ореста родился сын Тизамен. Гермиона попросила меня принять его, что я и сделала с превеликой радостью, хотя повитуха была рядом. Я взяла внука на руки раньше, чем его мать, смотрела на сморщенное красное личико и благодарила судьбу за долгие, тусклые годы, которые мы прожили рядом с Гермионой, — без них не было бы этой минуты. Супружество, рождение — эти явления, казалось бы, навсегда стертые ужасом войны, снова заблистали передо мной.

— Он не будет героем, — приговаривала Гермиона, баюкая сына. — Его не призовут великие дела. Он будет честно делать самые обычные дела, земные, как и положено смертному. Матушка, по-твоему, этого достаточно?

Я наклонилась и погладила дочь по волосам — она редко позволяла мне этот жест, но момент был особый.

На мою жизнь хватило героев, — ответила я. — Тизамен проживет прекрасную жизнь. Ему незачем становиться героем.

— Век героев миновал. — В комнату вошел Менелай. — И что касается меня, я ничуть об этом не жалею.

— Батюшка, твое стремление быть героем чуть не стоило тебе жизни, а меня надолго лишило отца.

Гермиона посмотрела на него с состраданием.

— Все эти герои… — задумчиво сказал Менелай. — Все они погибли. А мы, не такие герои, живем и радуемся солнышку. И я не желаю тебе лучшей участи, мой внук. Ни в коем случае не становись героем.

Век героев действительно миновал, и Тизамену не стать героем, даже если он очень захочет. Большой бронзовый занавес — он опустился с небес — отделил нашу эпоху от эпохи героев, и никому не дано проникнуть сквозь этот занавес. Каждый век имеет свои славные страницы, но время моего внука не может повторить заново время Менелая.

Троянская война стала темой песен, поэм, сказаний. Уходя из воспоминаний живых людей, она приобретала все большее значение. Мужи с гордостью возводили свою родословную к тому или иному герою, а каждый участник войны занимал место между богами и титанами. Позор человеку, который на вопрос «Где ты был во время Троянской войны?» не мог ответить: «Под Троей».

Троя, Троя… Человечество влюбилось в Троянскую войну, потому что она ушла в прошлое, которое не представляет опасности.

LXXVIII

Все меньше и меньше ветеранов войны оставалось в живых. Мы редко встречались с ними. Раз или два приезжал Идоменей, как-то раз нас навестили сыновья Нестора. Старый Нестор вернулся живым и стал спокойно править своим царством как ни в чем не бывало. Участь других сложилась не столь удачно. Несколько раз приезжал в Спарту сын Одиссея, Телемах, расспрашивал о своем пропавшем отце. Одиссей вернулся спустя двадцать лет после войны и нашел дела на Итаке в большом беспорядке. Доходили слухи, что Диомед правит на Аргосе. Однако новости с трудом доходили через горы до нас, а на дорогах орудовали грабители и отбивали охоту путешествовать. Наш мирок сужался, отрезанный от большого мира горами, заброшенными дорогами, разрушенными мостами. Чем сильнее становилась изоляция, тем больше люди хотели историй о Троянской войне, когда греки совершили свое невероятное путешествие. Они грели душу тех, кто не мог путешествовать даже по собственной стране. Считалось, якобы Троянская война обогатила греков, но никогда они не были так бедны, как после нее. Многие ли получили долю из сияющей груды трофеев[32], разложенных на берегу?

Гермиона, казалось, совершенно довольна своей жизнью. Орест обожал ее. Он полностью излечился от безумия, которое терзало его, и производил впечатление вполне уравновешенного человека. Он часто сопровождал Менелая, вникая в дела управления, так как понимал, что станет его наследником. Два царских дома объединились навек, оставив проклятия в прошлом, как в запечатанном сосуде, откуда им не вырваться и не пролиться в настоящее. Малыш Тизамен напоминал свою вторую бабушку Клитемнестру, и через него я снова касалась сестры. Казалось чудом, что эта идиллия выросла на крови немыслимой микенской трагедии.

Не меньшим чудом казалось и наше с Менелаем мирное житье в старом дворце.

Менелай по-прежнему с удовольствием охотился. Он любил брать с собой слуг, а также Ореста с маленьким Тизаменом. Менелай говорил: Тизамен не должен помнить времени, когда он не умел охотиться! Если бы мои братья были живы, с какой радостью они учили бы мальчика. Я рассказывала внуку о них, старалась поддерживать память, но она неизбежно изглаживалась. Так все мы уходим — сначала из жизни, потом из памяти.

В разгар лета Менелай собирался на охоту. Собаки рвались вперед; копья сияли; слуги несли колчаны с запасными стрелами. На Тизамене была охотничья шапочка с клыками вепря, сделанными из дерева. Его пухлые ножки быстро уставали, и Орест брал его на плечи. Менелай держался прямее и выглядел бодрее, чем обычно в последнее время, и меня это радовало.