Книга Просроченное завтра - Ольга Горышина

Алена не заметила, как Стас остановил машину. Он отстегнул ее и прижал к груди.

— Ну какой от тебя такой толк на работе?

— Дома от меня такой тоже толку нет, — прохрипела она ему в грудь. — Прогуляешь со мной работу? Поехали купим пиццу? Мне кажется, они до сих пор работают. Я могу проверить…

Она полезла в сумочку за айфоном.

— Лена, это у черта на рогах! — остановил ее Стас. — Это так далеко, что туда добираться целых двадцать лет. Ленка, ты выросла. Ты не можешь просто взять и не пойти на работу. Ты не имеешь права. И ты не имеешь права хотеть вернуться во вчерашний день и переиграть его. У нас даже сегодня нет. Оно расписано по часам. Думай про завтра. Думай о том, что можешь сделать. Что сделано, то сделано.

Алена обняла его и тяжело выдохнула. Потом еще и еще. Это помогало от боли в животе, когда она давала детям жизнь. Но с болью в сердце не справлялись даже крепкие объятия.

— Ленка, я люблю тебя. Неужели ты этого вообще не чувствуешь? И Степа любит тебя, а ты это не чувствуешь. Ты черепашка, закрылась в себе и не видишь рядом людей, которые ловят каждый твой взгляд. Возьми хотя бы троих — меня, Ладку, Савку. Что же за кризис у нас такой? Ведь было ж все хорошо. Ведь было? Господи, ты ж меня даже на роды притащила, но я этого парня все равно от тебя не отрезал. Савка как липучка за тобой каждую ночь бегает. Лена, у тебя семья, у тебя большая семья. Не обязательно, чтобы все сразу были вместе, но ведь иногда мы все вместе. Еще в прошлом году мы сидели за одним столом. Лен, и еще будем сидеть, обязательно будем. Не грызи меня, я не железный. Я ж могу сломаться, а дети еще все такие крохотные. Лена, у тебя еще двое детей, ты им нужна не меньше, чем тебе нужен Степа. Лен, ну скажи ты мне хоть что-нибудь! Тебе нужен психолог? Давай позвоним Сашкиному. Я узнавал, он практикует до сих пор. Лен, ты ведь пьешь. Думала, я не вижу. Лен, так нельзя. Ну просто нельзя. Год какой-то идиотский. Но он закончится. Он закончится!

— Стас, извини… Просто извини… — Алена погладила плечи мужа, ища на пиджаке отсутствующие заломы. — Я люблю тебя. Я люблю наших детей. Я не жалею о своем решении. Мне просто плохо. Сейчас плохо. И я действительно не знаю, что с этим делать.

— Иди к врачу, раз не справляешься сама.

— Сейчас весна. У меня просто авитаминоз, наверное.

Стас рассмеялся. Звонко и горько одновременно.

— Купить тебе мандарин? А, мнимая больная?!

— А, может, все-таки пиццу? — улыбнулась Алена сквозь слезы. — И прогуляем работу. И ты меня поцелуешь в чужом подъезде, давай, а?

— Лен, — голос Стаса стал тихим и немного злым. — Тебе не восемнадцать. Мне не тридцать. Мы с тобой двадцать лет знакомы и тринадцать из них женаты. У нас трое детей. У нас собака, с которой никто не хочет гулять. У нас попугай, которого никто не хочет кормить. У нас дел по горло. И сказать, за скольких людей на нас висит ответственность?

Алена выдохнула. Тяжело.

— Ты — прав. Ты, как всегда, прав. Я приготовлю в субботу пиццу. Погуляю с собакой, накормлю попугая, заставлю детей сделать все уроки…

— В субботу? Суббота уже завтра. Так что не давай лишних обещаний.

— Я все сделаю… А ты выспишься наконец. И не надо никуда отправлять детей.

Стас подался вперед, чтобы поймать лбом ее лоб.

— Я могу выспаться, только прижимаясь к тебе, так что можешь ничего этого не делать. Я могу потом все это сделать сам. Ну, кроме пиццы. Сделаю омлет. Он полезнее.

— Завтра?

— Завтра-завтра, а сегодня рабочий день. Пристегивайся, пока эта дурацкая машина не напомнила тебе об этом матом.

— Машина вся в хозяина.

— Или в хозяйку. Или в маленьких хозяйчиков. Которые очень похожи на родителей.

Стас вывел машину на знакомый маршрут. Завтра иногда бывает новым, но чаще всего она старое просроченное сегодня, дающее шанс на еще один шаг в завтрашний счастливый день.

Две недели прошли в оцепенении. Алена очнулась, только когда подняла руку, чтобы помахать рукой Степке. Нет, она не могла сейчас назвать его так — Стефан Думов, никак иначе. Перерос отца, и когда сын не отстранился от объятий, голова матери утонула у него на груди.

 — Мам, пока не забыл, — он вытащил пакетик, в котором лежал новый американский паспорт Лады.

Ему уже два года. Она второй раз посылала документы на обновление, находясь внутри страны. Это первый из трех паспортов, которым она собиралась воспользоваться. Алена сунула его в рюкзак и вытащила подарок.

— Папа так и сказал, когда я попросил его поменять царапанный экран. Мам, спасибо.

Но он не поцеловал уже. Просто взял коробочку с надкусанным яблоком, за которой Алена зашла в Эппл-стор, как только прилетела в Нью-Йорк. Самая навороченная модель, но пусть Думов-старший только рот откроет!

Думов-младший молчал. Из него слова надо было только клещами вытаскивать, но наконец он заговорил про монгольское иго, Ивана Грозного, реформы Петра, отмену крепостного права и даже убийство Николая Второго.

— А вы теперь из мировой истории только Россию проходите? — попыталась пошутить Алена, и Стефан тут же переключился на Китай и Англию.

— Стеф, давай не о школе, ладно? Давай про погоду?

Погода выпала на их долю отвратная. Холодная и с дождем.

— Мам, как ты там в своем Питере живешь? — прятался сын в капюшон и под зонт.

— Дома у нас тепло.

Но тут надо было гулять, и они чуть ли не через каждый метр заходили за горячим шоколадом.

— Застегнись. Твой папа меня убьет, если ты с соплями вернешься.

Алена сняла двойной номер и сейчас лежала без сна, вслушиваясь в звуки за стенкой — как пятнадцать лет назад в дыхание малыша. Только малыш не спал: он развлекался с новой игрушкой. Алена тяжело вздохнула. Что ж, его отец прав: она сама выбрала быть мамой с подарками, вместо мамы с борщами. И ее муж прав: назад пути нет, только вперед.

А впереди селфи на новый телефон сына на фоне Нью-Йоркского яблока в центре аэропорта. И потом ее одинокое на ее телефон на фоне уже маленького яблока с видами Финляндии, которые финны водрузили в американском аэропорту подле выхода на посадку к своим самолетам. Алена послала фото на телефон Лады и написала: «Скоро буду дома. Папу не доводить!»

КОНЕЦ