Книга Еврейский камень, или Собачья жизнь Эренбурга - Юрий Щеглов

Пас! Пас! Пас! Ничего, кроме паса! Никакого покаяния! Ничего, кроме обвинений в адрес Гитлера как военного стратега. Ничего, кроме досады об «утерянных победах»! Какая наглость — дать книге название «Утерянные победы»!

Представляете, что случилось бы с Россией, со всеми нами, если бы этот наглец с его наглыми антиеврейскими распоряжениями — победил и передал плоды победы в руки своего главнокомандующего! Что стало бы с русскими? Со страной? А у нас переводят его наполовину вымышленные мемуары, и хоть бы хны! Ни слова в комментариях! О какой совести вообще здесь может идти речь?! Подумать только — скорбь по поводу утерянных побед!

Нечего поливать Эренбурга! Нечего его обвинять в нелюбви к немцам и в человеконенавистничестве. Нечего современную политику притягивать к морали! Прав он был! И никакими бундесмарками прошлое не заклеить, тем более что их ничтожное количество.

События у Берлинской стены никакого отношения к утерянным победам не имеют. И послевоенное развитие — тоже.

Бомба графа

«Мятежные генералы решили убить фюрера, чтобы спасти свою касту», — и эта сентенция Эренбурга правдива. Разве заговорщики не думали о спасении своей касты? Думали. Они мечтали руководить Германией и дальше; денацификация — принудительный акт, а не добровольный. Торжество заговорщиков сопровождалось бы ликвидацией верхушки, элиты, рядовой криминалитет оставили бы в покое. И предпринимателей, использующих рабский труд, тоже. Покаяние — добровольный акт, а каяться и извиняться начали лишь в конце XX века. И по капельке платить бывшим рабам начали только сейчас. Четыреста тысяч получат мизерную компенсацию. Стыдно, Германия, стыдно! Потомки манштейнов и гудерианов еще хоть что-то делают, опуская глаза, а их предки, вышедшие сухими из воды, отправились на тот свет, и впрямь считая себя солдатами!

Вилли Брандт лишь подтверждает и оттеняет выраженную мысль. Но он не в счет. Для того чтобы стать на колени перед жертвами, надо быть мужественным человеком и надо быть солдатом. Настоящим солдатом той армии, которой суждено завоевать мир.

Солдатом гуманизма. А эти со своими воспоминаниями солдаты, где нет ни слова сочувствия и сострадания, — не солдаты, а черт знает что. Вдобавок бездарно и кроваво проигравшие затеянную ими бойню.

Разговоры о превентивной войне, об упреждающем ударе, о противостоянии Сталину и большевизму не стоят и ломаного гроша. Жители Ковентри лучше меня могут рассказать, чего стоят подобные рассуждения.

Эренбург очень точно отмечает, совершенно не призывая к внесудебным расправам и, упаси Бог, к убийствам: «Не скрою: я доволен, что бомба фон Штауфенберга не уложила на месте фюрера. Кончать так кончать, а с ними нужно действительно кончить — раз и навсегда…»

Повторяю: история не имеет сослагательного наклонения, но кто поручится, что война на Восточном фронте прекратилась бы со смертью Гитлера и солдаты Советской армии перестали бы погибать? Есть поручители? Что-то их не видно и не слышно. Вместо этого — бесконечные рассуждения об агрессии большевизма. Поручители прячутся за критикой тоталитарной системы, установленной Сталиным. Но ни Эренбург, ни все остальные — от мала до велика — не могли повлиять на существование непоколебимого, как тогда казалось, режима.

Горе Германии!

А с Гитлером и его армией надо было кончать «без маскарадов, без их позднего раскаяния и лицемерных слез».

Насчет лицемерных слез верно подхвачено — задолго до того, как их, слезы, начали лить в неумеренных количествах, под шумок раздувая ненависть и к русским, и к евреям и одновременно натравливая их друг на друга при помощи националистов разных мастей.

«Что касается главного виновника торжества — главного людоеда, — ему нужна не бомба. Это для него слишком легкая смерть. Теперь даже малые дети понимают, что фюрер не жилец. Так или иначе ему придется вскоре умереть. Но веревка лучше, я скажу, что веревка на шее ему к лицу», — заключает Эренбург, предваряя решения Нюрнбергского суда. Еще через месяц он восклицает: «Горе им!», «Горе стране убийц!», «Горе Германии!»

Я думал так же — война забрала многих родных и друзей, оставшихся в оккупированном Киеве.

Теперь я таких слов не произнесу. Время ушло. Но тогда это были правильные слова. Правильные и справедливые! Горе должно было излечить страну, которая принесла столько несчастья жителям Ковентри и Лидице. О себе я умалчиваю. О своей стране — тоже.

А разве не так? Разве Германия не должна была пройти через все то, через что она прошла, сотворив все то, что она сотворила? Разве что-нибудь изменилось? Разве кто-нибудь хотел похерить Нюрнбергский процесс, кроме оголтелых нацистов? Американцы? Англичане? Или сами немцы? Никто и никогда. Что ж здесь, в эренбурговских словах, дурного? Разве он стремился уничтожить немецкий народ? Ведь он пророчески говорил о будущем его счастье еще в начале войны! Разве он призывал к убийствам? Отнюдь!

Немцам это неприятно вспоминать. Но и мне неприятно и больно вспоминать о нашем унижении, о нашем горе, о моем горе. Тут уж ничего не поделаешь. Так распорядилась история. И мне, поверьте, неприятно напоминать Германии о прошлом: обстоятельства вынуждают! Можно, конечно, увильнуть из тактических соображений, как увиливают избранные мои соотечественники, надеясь на счастливые путешествия по земле Гёте и Бетховена, имея там спонсоров, собственность и обучая детей. Но что изменится?

Русские фашисты пытаются убедить людей, что нюрнбергских преступников казнили в день какого-то еврейского праздника, кажется, 16 октября. И здесь видят частичное осуществление заговора Эренбурга.

Веревку на шею Гитлеру не удалось накинуть, хотя она очень бы была ему к лицу. Вообразите на секунду картинку и отдайте должное не только исторической справедливости Эренбурга, но и странной способности создавать стереоскопическую реальность. Иногда мне кажется, что я вижу перед собой реальный кадр кинохроники я не вижу Риббентропа повешенным, или Кальтенбруннера, но Гитлера вижу, и часто. Здесь есть какой-то таинственный эффект родства Гитлера с веревкой. Я видел повешенных военных преступников на площади Калинина в Киеве и не могу их вспомнить сейчас. А Гитлера вижу болтающимся в петле так ясно и четко…

Хождение по мукам

История создания «Черной книги» вкратце и в общих чертах изложена в предисловии к вильнюсскому изданию на русском языке. Дочь писателя Ирина Эрбург начинает отсчет времени с образования литературной комиссии при ЕАК. Реализация замысла отнесена к 1943 году. В начале следующего года в журнале «Знамя» публикуются фрагменты будущей книги. Заголовок характерен для той поры и точно отражает содержание: «Народоубийцы». В мемуарах Эренбург приводит слова, произнесенные на заседании Литературной комиссии. Чувствуя в ту пору прилив духовных сил, он заявляет скрытым оппонентам — Щербакову, Александрову и прочим аппаратчикам:

— Мне было сказано — сделайте книгу, и, если она будет хорошей (?!), она будет напечатана. Так я не понимаю, что значит «будет хорошей», — это не тот роман, содержание которого неизвестно…