Книга Янка - Тамара Михеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Янка сама не знала, почему ей захотелось рассказать об этом маме. Но вечером, когда та приехала с работы, поужинала и прилегла у себя в комнате, Янка пришла к ней, присела рядом и сказала:
– А я сегодня школу прогуляла.
– Яна!
– Мы с Талем ездили за его мамой и братишкой в роддом. Таль меня попросил помочь. Да сегодня только две алгебры, литература и физра…
– Нияра родила? Кого?
– Мальчика. Назвали Пашей. Ну, в честь отца.
Они помолчали.
– Мам, я пока их ждала… одна девушка была, она ребенка в роддоме оставила. То есть она хотела забрать, а мать ей не разрешила… сказала, «я же говорила тебе делать аборт»…
– О Господи…
– Она так на нее кричала, говорит: «Я только на пенсию вышла, я для себя пожить хочу…», а девушка эта плакала, уговаривала ее.
– А отец ребенка?
– Ну, я так поняла, что его нету, ну, наверное, бросил, а может… не знаю, в общем.
– Вот, Яна, видишь! Пока не выучишься, на ноги не встанешь, нормального человека не встретишь…
– Значит, ты бы меня тоже?
– Что? – опешила мама.
– На аборт отправила, если бы я тебе… это… «в подоле принесла»? Или заставила бы потом отказаться от ребенка?
Мама села, посмотрела на Янку такими глазами, будто та снова стала маленькой. Потом притянула ее к себе, подула в макушку – она так всегда раньше делала, а после развода еще ни разу – и сказала тихо, будто секретик, на ушко:
– Ну что за глупое ты у меня существо… Яночка, я тебя очень прошу: ты уж постарайся не забеременеть в пятнадцать лет. И в восемнадцать. И вообще закончи сначала институт. Вы, конечно, сейчас все ранние, но с этим делом… ну, со взрослыми отношениями, я хочу сказать, не стоит торопиться. Но если уж будет невтерпеж, всегда помни, что люди придумали много средств от нежелательной беременности. Ну, а если уж все-таки… в общем, никаких абортов, рожай, я тебе всегда помогу.
И если бы Янка не выплакала сегодня все слезы у стены роддома, она бы опять заплакала.
Янка бывала у Конопко теперь каждый день. Заходила после работы, будто бы просто так, приносила будто бы угощение к чаю. Но старалась, чтобы это всегда было не только печенье, конфеты, а еще и хлеб, масло, сыр, творог, фрукты. Тетя Нияра каждый раз пугалась и болезненно морщилась:
– Что ты, Яночка, зачем ты так много, мы же пенсию получаем…
Знала она эту пенсию, бабушка ей говорила. Половина уходила на оплату коммунальных услуг, а оформление субсидии затягивалось. Шкатулка тем временем пустела, и Янка не думала уже о том, чтобы поехать на лето в родной город. Даже на дорогу не хватит.
Таль очень на Янку сердился, один раз сказал даже, что больше ее на порог не пустит, если она будет их подкармливать. Но Янка только смеялась. Она умела Таля уболтать, уговорить, упросить. С Анютой было сложнее.
– Почему ты нам помогаешь? – спросила она как-то. – Ты, наверное, в Таля влюбилась.
– Я? В Таля? – Янке даже смешно стало. Но Анюта смотрела очень серьезно, даже строго. И Янка ответила тоже серьезно: – Нет, мы просто дружим. Друзья ведь помогают друг другу.
– Ну да, – недобро усмехнулась Анюта. – А что, в Таля влюбиться нельзя? Он ведь хороший.
– Хороший, – согласилась Янка. Она вдруг подумала, что они с Анютой похожи. И если бы Анюта была постарше, они бы стали подругами.
Пашуня рос улыбчивым и крепким. Тетя Нияра отошла, научилась снова улыбаться, отвечая на каждое Пашунино курлыканье, и Дашина мама, тетя Галя, говорила, что в жизни не видела такого красавца. Даша тоже часто приходила нянчиться. Она была единственным ребенком и давно перестала мечтать о братике или сестренке.
– Папа говорит, что сегодня и одного-то не прокормить, – ворчала она. – Сколько людей прокармливают, и ничего!
– Зато у тебя все самое лучшее, – усмехнулась Янка.
Даша вмиг погрустнела, потемнела лицом.
– Ну и что? Зато с маленьким так хорошо возиться…
– Ага, – хмыкнула Янка, которая с утра сегодня опять разругалась с Ростиком, – это сначала хорошо, когда он тебе в ответ только улыбаться или кукситься может, а потом подрастет, и начинается… Мне вон сегодня братец такого с утра наговорил, чуть не убила! И раньше тоже: все лучшее – Ростику, конечно, «он же младший»! А все шишки на меня, «ты же старшая»! Нет уж! У меня будет один ребенок.
Они долго молчали. Наконец Даша вскинула на Янку свои красивые темные глаза. Сказала глухо, будто делилась самым сокровенным, и в этот момент совсем не была похожа на скучную, примерную Дашу:
– Знаешь, я раньше тоже так думала. Ну, что хорошо, что я одна. А теперь мне так страшно иногда делается… вот как подумаешь: родители, они ведь все равно старше меня, они умрут когда-нибудь. Ну, даже если не как дядя Паша, а вообще, от старости. И у меня никого не останется, понимаешь?
– Ну… – опешила Янка от таких странных, не свойственных Даше мыслей. – Почему одна-то? Ты ведь уже взрослая будешь… ну, замуж выйдешь, дети будут.
– Ну да, это понятно, но все равно. По крови родной человек, понимаешь? Из твоей семьи, чтобы были общие родители…
И Янке вдруг так жалко стало Дашу, и так стал понятен ее страх и ее одиночество, когда не с кем поделиться радостью, не с кем вспомнить поездки к бабушкам, не на кого даже накричать! Они с Ростиком, когда в конце августа возвращались домой, всегда вместе перебирали камешки-ракушки, распределяли, кому какой сувенир подарить, фотографии разбирали. И вспоминали все, что было летом, тоже вместе. А ко дням рождения родителей они организовывали домашний концерт, маленький, конечно, две песни, три стихотворения, но все равно. Одна она бы в жизни не стала этого делать!
Хорошо, что есть Ростик. Хоть она пока и не представляет, что будет с ним делиться какими-то там своими переживаниями, а все-таки хорошо, что он есть. Когда родители разводились, они с Ростиком будто оказались в одной команде, по одну сторону баррикад. В те дни Янка читала ему перед сном вместо мамы, и уроки с ним делала, и в бассейн водила, хотя раньше ее невозможно было заставить заниматься братом – что ей, делать больше нечего? И сейчас вспомнилось, как часто он ее поддерживал тогда. Тем, что плакал, и его нужно было утешать. А сейчас? Она уже забыла, когда последний раз с ним разговаривала нормально. А ему ведь тоже тяжело сейчас! Еще тяжелее, чем ей, она-то взрослая… У него и в школе там что-то не ладится, она краем уха слышала… «С чужими возишься, а до своего брата и дела нет», – шепнул ей кто-то внутри укоризненно. Янка решила, что со следующей зарплаты свозит Ростика в Феодосию. Походят по городу, в музей Грина зайдут, в кафе посидят… Может, Маруську с собой возьмут.
Дожди и туман упали на Поселок. И повсюду цвел миндаль. Все деревья стояли в бело-розовом облаке. Было ветрено, и каждый порыв ветра снимал с деревьев нежные лепестки, кружил в небе, бросал по обочинам. Янка думала о том, как много пропускает Глеб. Какие можно было бы сделать кадры! Он не ехал, застрял в своей Москве, затерялся, и не осталось ни адреса, ни телефона, только точка на карте – Москва. Янка была в Москве. Огромная она, не обойти.
