Книга Повседневная жизнь Калифорнии во времена "золотой лихорадки" - Лилиан Крете

Отсутствие знаний также могло дорого обойтись золотоискателям. Чарлз Эдвард Пенкост рассказывает, что перед его палаткой лежал большой камень, служивший ему сиденьем. Как-то в воскресенье к нему пришел молодой старатель и попросил у него этот камень, так как увидел на нем золотую блестку. Пенкост отдал камень, и восторженный юноша показал его торговцу. Тот, внимательно осмотрев камень, выложил парню 200 долларов, а потом разбил камень и извлек из него золота на 3 тысячи долларов(20).

Тяжелая доля золотоискателя

Перекопанная земля, глубокие выработки, запруды на всех реках свидетельствовали о титанической работе, проделанной золотоискателями в поисках золота. Вокруг Грасс-Велли в кварцевых жилах были открыты богатые прожилки золота, и мы узнаем от одного из современников, что французы первыми построили «кварцедробилки» и «восстановительные печи» в графстве Невада(21). Не следует, однако, думать, что французы сделали состояние во время «золотой лихорадки». Все они или почти все быстро отступили, не выдержав разочарования и междоусобиц.

«Через два или три месяца, — сообщает де Лаперуз, — возникали разногласия, взаимное непонимание, вынуждавшие золотоискателя разрабатывать свой участок самостоятельно, не имея шансов на, казалось бы, вероятную удачу, тогда как американцы, англичане, немцы, работающие по соседству, собирали значительные средства, непоколебимо соблюдая правила и обязанности взаимопомощи»(22).

Чтобы вести поиск в руслах рек, золотоискателям приходилось отводить воду, строя плотины и делая запруды. Лишь после этого можно было выгребать из русла толстые слои песка и грязи, чтобы добраться до гигантских котлообразных полостей, в которых скапливался драгоценный металл. Но этот способ был под силу только крупным объединениям. Золотоискатели, работавшие небольшими группами, обычно довольствовались отведением части вод, направляя их так, чтобы они падали каскадом на своего рода каменные ступени. Именно на них и оседало золото.

Для отделения золота от земли и гравия в арсенале золотоискателя были различные инструменты. Наипервейший из них — деревянный или железный поддон. Его наполняли землей и подставляли под струю воды, чтобы получить разжиженную массу. Удалив самые крупные камни, блюдо опускали в реку и встряхивали, чтобы заставить подняться на поверхность легкие частицы, тогда как тяжелые оставались на дне. После нескольких таких промывок на дне оставался драгоценный металл.

Вторым инструментом, уже более усовершенствованным, был промывочный лоток — жестяной ящик без крышки длиной 5 или 6 футов с множеством отверстий в дне. Как пишет автор одного из путеводителей для золотоискателей, вышедшего во Франции в 1849 году, «для работы с этим рокером требовалось 4 человека: один бросает выкопанный песок на берег реки, другой засыпает его в устройство, третий поддерживает механизм в качающемся движении, четвертый черпает воду и энергично льет ее на песок. Промытое таким образом золото при просеивании легко отделяется от мелкого песка, к которому оно прилипло»(23). Рокер дает результат, в четыре раза превосходящий промывку с помощью поддона.

Затем следует «длинный том», по утверждению Эдуарда Ожера, самый модный инструмент в 1851 году. Использовавшийся в течение 20 лет на приисках штатов Джорджии и Каролины, он появился в Калифорнии зимой 1850/51 г. Это усовершенствованный рокер пятнадцатифутовой длины. Один его конец выполнен в виде решета, под которым находилась деревянная ванна с нарезным дном. Чтобы задействовать устройство, в него пропускали поток воды, тогда как двое мужчин с лопатами бросали туда золотосодержащий гравий, а третий его перемешивал. Вода уносила песок и оставляла на дне ванны золото.

Понимая, что как «длинный том», так и рокер пропускают много частиц золота, золотоискатели усовершенствовали эту систему. Так родился слус — деревянное устройство для промывки золотосодержащего песка. Оно представляло собой дощатую трубу, под которой находились ванны с нарезным дном. Длина некоторых слусов достигала нескольких сотен футов, иные измерялись тысячами футов. Работали на них двадцать человек. И в рокерах, и в «длинном томе» в устройство заливали ртуть, чтобы удержать частицы золота, которые в противном случае вода уносила бы поверх нарезов.

Вода становилась для золотоискателя просто драгоценной. С помощью деревянных водоводов, которые называли лотками, американцы подводили воду к россыпям, удаленным порой на 15 километров. Слусы иногда объединяли с системой, называвшейся «большая гидравлика». Эта система состояла из водоводов высотой 20 или 30 метров, подвешенных в воздухе на столбах. Так воду подводили к склону горы. На конце водовода была закреплена жестяная труба длиной 20 метров и диаметром в несколько сантиметров, заканчивающаяся узким соплом. Сильные струи воды отрывали золото от земли и от связывавшей его пустой породы. Но такая большая гидравлика была слишком разрушительна. Всего за один день можно было размыть склоны горы.

Смерть золотоискателя

Труд золотоискателя тяжел: по пояс в ледяной воде Сьерры, с головой, открытой обжигающему летнему солнцу, с постоянной болью в спине от изнурительной работы киркой и лопатой[15]. В этой борьбе выживают только самые выносливые. И нет ничего удивительного в том, что все большее число золотоискателей бросало россыпи ради более легких занятий или чтобы вернуться на родину. Ведь к смертельной усталости от работы на россыпях прибавлялись еще и отнимающая последние силы цинга, вызываемая скудной пищей, дизентерия, различные виды лихорадки, пьянство, а также раны от пуль, стрел и ножей. Врачей было мало. Дж. Тирвитт-Брукс, исследовавший район Материнской жилы в 1849 году, пишет, что к нему непрерывно стали обращаться золотоискатели. Он получал унцию золота за консультацию, «и работа такого рода была одновременно и более прибыльной, и менее изнурительной, чем манипуляции промывочным поддоном»(25). Лаперуз, отправившийся на южные россыпи с юным врачом-хирургом Эмилем Амуру, сообщает, что его товарищ быстро оставил кирку и принялся лечить больных. «В кошелек Эмиля рекой потекло золото», — пишет он(26).

Консультации и медикаменты стоили непомерно дорого. Чарлз Эдвард Пенкост, страдавший от цинги и «проклятых язв по всему телу», консультировался у некоего доктора Роджерса, который посоветовал ему есть картофель, дал две коробочки хинина и потребовал 50 долларов — и это была еще «"божеская" цена!»(27). Но, как говорит наш добрейший квакер, «эта сделка лучше, чем смерть»(28).