Книга Доллары для герцога - Барбара Картленд

Но когда ужин закончился и они встали из-за стола, герцог почувствовал, что Магнолией опять овладел испуг.

Они вернулись в гостиную, и герцог, взглянув на часы над камином, удивился, что прошло уже столько времени.

— Уже довольно поздно, — сказал он вслух, — и ваша служанка, я думаю, давно ждет вас наверху. Так что вам сейчас разумнее всего удалиться к себе. Как я уже говорил, мы должны выехать завтра рано утром.

— Да… я… так и сделаю, — сказала Магнолия. В холле она остановилась у подножия лестницы, ведущей наверх, и герцогу показалось, что она хочет что-то сказать. Но Магнолия промолчала и, положив руку на перила, начала подниматься.

Он надеялся, что она обернется, но этого не произошло, и, когда Магнолия поднялась на последнюю ступеньку, герцог вернулся в гостиную.

Минувший вечер был совершенно не похож на то, к чему он приготовился, и герцог не знал, радоваться этому или нет.

Он только чувствовал, что его неприязнь к жене стала меньше, чем несколько часов назад.

Но тут же он отрешенно напомнил себе, что вся ночь еще впереди…

Это была его брачная ночь, и он был женихом.

Он поднялся в свою спальню, где его уже ждал лакей. Раздеваясь, герцог как можно естественнее спросил:

— Все ли готово к утру, Джарвис? Впрочем, ответ ему был известен заранее.

— Да, ваша светлость. Багаж уже выслан. Я оставил лишь вещи, которые могут понадобиться вам утром.

— Это хорошо, — отозвался герцог. — Куда нам спешить…

— Некуда, ваша светлость.

— Спокойной ночи, Джарвис.

— Спокойной ночи, ваша светлость.

Лакей вышел, а герцог, накинув поверх пижамы длинный халат, подошел к окну.

Раздвинув занавески, он долго смотрел на деревья Гайд-парка.

Тени от них выглядели мрачно и таинственно, но чистое небо над головой было усыпано звездами, и герцогу захотелось, словно он был у себя в замке, выйти на воздух, пройтись по траве, почувствовать себя свободным и независимым.

Но тут он напомнил себе, что пожертвовал свободой, чтобы спасти замок, и именно это больше всего возмущает его с того самого момента, когда он только узнал о возможности такой сделки.

Осознание этого факта вновь нахлынуло на него и переполнило негодованием его существо — как тогда, когда он увидел свадебный торт, когда услышал взрыв, обрушивший на головы ничего не подозревающих гостей ливень из роз.

«Может ли быть что-то более чуждое английскому духу на английской свадьбе, которую празднуют в английском парке!» — подумал он, обнаружив вдруг, что сжимает кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони.

Никто не знает, каким невероятным усилием воли он заставил себя сдержаться и не высказать миссис Вандевилт, стоящей рядом с триумфальной улыбкой, все, что он думал по поводу ее затей.

Что ж, тогда он проявил воистину джентльменское терпение и теперь обязан выполнить последнюю часть сделки. Придется нести свой крест до конца.

На мгновение у него в голове мелькнула малодушная мысль не делать того, чего от него ждут, того, что он должен сделать.

Но пути назад не было.

Это было так очевидно, словно являлось еще одним пунктом брачного договора.

Согласно этому документу, в его полное распоряжение переходила колоссальная сумма, настолько огромная, что, отремонтировав замок, выплатив долги, повысив пенсии и вообще сделав все необходимое для спасения фамильной чести, он не потратит и десятой части приданого своей жены.

Своей жены!

Герцог по-прежнему с трудом мог вспомнить, как она выглядит, хотя только что сидел напротив нее и разговаривал с ней.

В памяти вставало лишь ее лицо, словно подернутое дымкой, и точно он знал только одно — она была напугана.

Она все время как бы слегка отворачивалась от него или наклоняла голову. Герцог видел в основном ее профиль и сейчас вновь подумал, что он совсем не такой, как ему представлялось.

Маленький аккуратный носик, мягко обрисованный подбородок, слегка изогнутые губы, которые все время подрагивали.

Но почему она боялась? И чего именно?

Он всегда считал, что американские девушки самоуверенны и независимы, что у них огромное самомнение и что они совсем не похожи на неловких англичанок, которых с рождения опекают и не выпускают из классной комнаты до первого выезда в свет.

Безусловно, он все-таки ошибался, считая, что Магнолия чего-то боится. Возможно, она дрожала потому, что немного простыла. С ее миллионами ей нечего бояться, кроме краха американской экономики — а он вряд ли когда-нибудь произойдет.

Погруженный в свои мысли, герцог стоял у окна, глядя на Гайд-парк, и даже не знал, сколько прошло времени.

Наконец он шумно вздохнул и, расправив плечи, словно солдат на параде, направился к двери, за которой был небольшой коридор, ведущий к спальне Магнолии.

Набрав в грудь побольше воздуха, герцог нажал на ручку сначала мягко, затем сильнее. Дверь не открывалась.

Он подумал, что, видимо, слуги по привычке заперли ее, поскольку при жизни отца эти комнаты были предназначены для гостей.

Герцог вернулся к себе и, пройдя через другой коридор, оказался непосредственно перед спальней своей супруги.

Нажимая на ручку, он думал о том, что первым делом следует извиниться за рассеянность прислуги, но в этот момент обнаружил, что и эта дверь не открывается.

Он подергал ручку еще несколько раз, пока окончательно не убедился, что дверь действительно заперта.

Этого он не ожидал и только сейчас начал подозревать, что Магнолия, возможно, боялась именно того, что он решит исполнить супружеский долг.

Несколько мгновений герцог стоял, глядя на дверь, и спрашивал себя, что же ему теперь делать. Не найдя ответа, он вернулся в свою спальню и медленно спустился вниз.

Холл был пуст. Согласно правилу, введенному отцом Сэлдона, лакеи имели право ложиться спать сразу после того, как последний член семьи удалится наверх.

— Желает ли ваша светлость, чтобы это правило оставалось в силе? — спросил Сэлдона дворецкий, когда герцог вступил во владение домом.

— Оно представляется мне вполне приемлемым, — ответил тогда Сэлдон. — Зачем заставлять лакеев не спать? Ведь есть ночные сторожа?

— Разумеется, ваша светлость. Они делают обход каждый час.

— В таком случае поступайте так, как считаете нужным, — с улыбкой произнес тогда герцог.

В доме было очень тихо. Герцог прошел не в гостиную, а в библиотеку, которая тоже выходила в холл.

Там было темно, но света канделябров, стоящих в холле, было достаточно, чтобы зажечь свечи в библиотеке.