Книга Штопальщица - Светлана Храмова

«Я невиновна, вину не признаю, показания против меня ложные. Убийство совершал Иешуа Бенджамин Харон, представившийся мне когда-то дизайнером модной одежды. Владимира Фридельмана я любила. И сейчас люблю. Все остальное – злодейские действия афериста, обманом втершегося ко мне в доверие».

Это она говорила в суде, повторяла на допросах, остальное – речи адвокатов, Наташа не вслушивалась.

Ей было все равно. Показания записаны, Володя мертв, Яшенька ее предал.

Тебе ничего не угрожает, никаких следов… Тебе не о чем волноваться, я позабочусь о каждой мелочи… Тело, сброшенное в воду, зацепилось за камни, веревка некрепкая, узел, скрученный кое-как развязался быстро, мешок с грузом из камней отправился на дно самостоятельно. Труп невинно убиенного путешествовал по океану недолго.

Даже спрятать не сумел, а говорил – я твой защитник, уберегу от любой беды. Сумел выстрелить в затылок сопернику, больше ни на что не годен.

И машину спрятал где-то, подонок. Я его одевала и обувала, кормила и поила, огненного дракона ему купила на радостях! Уличная проститутка Иешуа, как теперь выясняется. Наташа была не первой жертвой.

Что ж ей так на преступников-то везет! Бедный Володя… если б не Иешуа, убил бы ее, и поделом. Но если б не Иешуа – и скандал бы не возник. Чем больше она думала, тем больше запутывалась.

Она была счастлива с ними. И с мамой Анастасией, и с мужем Владимиром, и с Иешуа, хотя теперь непонятно, как его назвать. Она была счастлива с ними, все ушли и никто не вернулся.

Наташе теперь все равно. Посадят, так посадят. На воле она жить не умеет. Одна и дня не проживет, а мужчины – отпетые мерзавцы.

Детей жалко. И Марка жалко, и Ирочку. Из отупения ее выводили только имена детей.

Но ничего, Володины друзья позаботятся. У них так принято, она это знает.

Адвокаты Иешуа работали суперски. Давили Наташиных, самодовольных и опытных. Свидетельства очевидцев исчезали вместе с очевидцами, записи телефонных разговоров пропадали бесследно.

Виновна.

Приговор для Наташи – пожизненное (двадцать два года без права обжалования), одиночная камера.

Иешуа отпустили: свободен, иди на все четыре стороны за добровольную помощь, оказанную следствию. И продолжился волчий гон.

Через несколько месяцев он получил два года тюрьмы за подделку паспортов и водительских прав, у него их семь штук, как выяснилось. Иешуа Бенджамин Харон – единственное настоящее имя. Остальное – обман и иллюзия.

Но Наташа до сих пор воет, монотонно раскачиваясь на тюремной койке, интересует ее одно – он меня предал, зачем?!!

А все просто. Если бы Наташу не осудили, то деньги семьи Фридельман уплыли бы к ней, безвозвратно. А партнеры? А исчезнувший «общак»? Наташа платила по счетам подельникам мужа.

Не заутренние звоны, а венчальный переклик,Скачет свадьба на телегах, верховые прячут лик.Не кукушки загрустили – плачет Танина родня,На виске у Тани рана от лихого кистеня.Алым венчиком кровинки запеклися на челе,Хороша была Танюша, краше не было в селе.

Есенин будто о Наташе писал. Женщина, не умеющая жить нелюбимой ни одного дня, ни одной минуты. Доверяющая себя проходимцам в уверенности, что она счастливица и нашла того самого – единственного, достойного любви

О Марке и Ирочке – почти ничего, молчок.

***

Единственный и достойный любви – только твой собственный ребенок. И нет на свете историй, более печальных и светлых, грустных и радостных, чем те, что о материнской любви.

Я сделала все для ее счастья, я сделала все, чтобы мы стали чужими. Ночей не спала, волновалась о ее будущем, в конце концов отпустила в чужую страну. Я осталась наедине с телевидением, понимая, что нет никакой уверенности в завтрашнем дне, а ведь ее нигде нет, этой самой уверености, сплошная непредсказуемость. Да, хотела «как лучше».

А теперь она меня ненавидит. Даже не так, ей все равно. Красавица, в модном бизнесе, у нее договора с крупнейшими торговыми центрами – Соня отбирает на показах коллекции для продажи, ей доверяют. Птица моя певчая – летает по миру, всегда собранна и целеустремлена.

Смешно, подонок Иешуа именно таким образом наивную Наташу соблазнил, подошел к ней в магазине, как специалист по отбору одежды (а может, и не так она наивна? Экзотический и прекрасный, черный, как смоль – скакун редкой породы, и какая разница, чем он занят?).

Впрочем, Арину больше занимала Сонечка, мысли о ней тревожны и постоянны. А может, и Наташа так? Запуталась с любовями, а на самом деле страдала, что дети брошены, не умея разобраться в том, что же ее мучает на самом деле.

Я ведь сломя голову ринулась в Нью-Йорк, мужа оставила – в который раз и которого по счету – и только из-за Сони. Нет, Тэд меня ждет, я убедила его, что это ненадолго, я скоро вернусь. Думала, мы с дочкой вместе – наконец-то! – и мне не нужен никто другой, буду с нею часто видеться, говорить!

Соня даже звонила редко. Ланч иногда вместе, мы встречались неподалеку от Рокфеллер-центра, она больше сообщения в айфоне рассматривала, чем слушала. Я ей вовсе неинтресна. И никакого «голоса крови», пустое.

Вообще-то она меня не любит. По моему, прямо с того дня, как я ее родила на свет и решила, что теперь буду жить ради нее. Она презрительно отворачивалась от моей груди во время кормлений, мне приходилось постоянно сцеживать молоко в бутылочку. Восемь месяцев я служила дойной коровой для собственной дочери.

Я приговорила ее к жизни, она приговорила меня.

Мы повязаны тайной зачатия, тайной генного кода, хотя он меня интересовал в последнюю очередь. Как мне хотелось родить красавицу, научить ее премудростям, которые усвоила сама, а потом – любыми путями – с ней подружиться!

Научить, и объяснить, предупредить об опасности, потому что, по замыслу Божьему, я неминуемо уйду раньше.

Чтобы осечки не случилось, я контролировала каждый ее шаг – но тайно, исподтишка, чтобы не ощущалось. Я решила быть ей этим, как его, оберегом. Пифией, оракулом, проводником – и заветной пристанью. (Столько пафоса! Я как-то странно и в корне неправильно понимала суть отношений «мать и дочь». )

Для начала развелась с ее отцом. Решительно и не сомневаясь, ни на минуту. Потом позволила ему увезти Соню в Америку – почему? Мне постоянно казалось, что я не могу гарантировать Сонечке уверенности в завтрашнем дне. Америка – страна победителей. Там Соня освоится, и будет в безопасности.

Нужно было жертвовать, я ведь желаю дочери добра. Я пожертвовала самым важным – возможностью наблюдать преображение гадкого утенка, в 14 лет она была настолько нелепой!

Инопланетянка на тонких ножках, в школе ее дразнили «шкилет». Я иногда отрывалась от телевизионных проблем и шла в школу – утихомиривать ее одноклассников. Обращалась с ними властно и бесцеремонно, Соня мои появления не выносила. Но вторжения помогали, чего уж там.