Книга Американский доброволец в Красной Армии. На Т-34 от Курской дуги до Рейсхтага. Воспоминания офицера-разведчика. 1943–1945 - Никлас Бурлак

Всю ночь корпус двигался на северо-северо-запад в район станции Мало-Архангельская примерно в 80 километрах севернее и чуть западнее Курска. Вести танк в колонне ночью, не включая фар, и при этом не съехать с дороги в кювет было очень сложно. И хотя наш механик-водитель Орлов — мастер своего дела, но и ему езда чуть ли не в полной темноте давалась с трудом.

На рассвете капитан Жихарев дал приказ разведроте разместить танки в небольшой березовой рощице рядом с деревенским кладбищем. Мой танк оказался рядом с бывшим немецким блиндажом, недалеко от которого находились две свежие немецкие могилы. Они отличались от всех других могил кладбища высотой надгробного холма и крестами, сделанными из березы. Сверху крестов были немецкие стальные каски. Ни имен, ни фотографий, ничего, что позволило бы установить личности тех, кому принадлежали эти каски, не было. Отступавшим из-под Сталинграда немецким оккупантам было уже некогда делать таблички.

Ночной марш-бросок был тяжелым испытанием не только для механиков-водителей нашего танкового корпуса, но и для всех танковых и бронетранепортерных экипажей. Мы так все устали, так надеялись после бессонной ночи где-то на траве прилечь и как следует отоспаться. Но отоспаться поутру никому из нас не довелось.

Старлей Милюшев объявил приказ командующего Центральным фронтом на северном фасе Курской дуги генерала армии Рокоссовского: до вечера закопать танки в землю под самые башни, чтобы они стали «неприступными крепостями» для возможного вражеского наступления и, вместе с тем, чтобы наши танки могли поражать противника огнем из своих орудий и спаренных пулеметов.

— Поразить таким образом зарытый танк, — объяснил нам комвзвода, — может только прямое попадание крупной авиабомбы. Ясно?

— Так точно! — ответили члены моего экипажа.

Это означает, подумал я, если немцам удастся прорвать первую и вторую линии нашей обороны на северном фасе, мы должны будем стоять, что называется, насмерть.

Милюшев взглянул на часы.

— Танк должен быть зарыт по всем правилам к 20.00 сегодня! — приказал он и напомнил, что яма должна быть не менее 2 метров глубиной, 3 с четвертью метра шириной и 5 с половиной метров длиной.

— Задача ясна? — спросил он.

— Так точно, товарищ гвардии старший лейтенант! — ответил я.

И мы тут же принялись за работу.

Нормальными лопатами вырыть такую огромную яму оказалось бы куда проще. Но у нас были только саперные лопатки с короткими черенками. Чтобы успеть в срок, рыть надо было быстро и изо всех сил.

Во время одного из коротких перекуров, когда мы все четверо, едва живые от усталости, лежали на земле и дымили самокрутками с махрой, на горизонте показалась группа генералов и полковников с нашими комкором и комбригами. Их было человек десять — двенадцать. Во главе группы шел сам Рокоссовский.

Я узнал его мгновенно: выше всех ростом, статный, с необыкновенно приятными чертами лица. Мы вскочили, надели танкошлемы и выстроились в шеренгу по стойке «смирно». Группа генералов шла проверять готовность войск нашего корпуса к оборонительным боям на случай вражеского наступления в самые ближайшие дни. Как только они приблизились к нам, я доложил:

— Товарищ командующий Центральным фронтом, экипаж танка Т-34 номер 13 разведроты заканчивает рытье, и, как нам было приказано, к 20.00 работа будет окончена и машина будет превращена «в неприступную крепость»!

Рокоссовский сдержанно улыбнулся и скомандовал:

— Вольно.

Пока я по всей форме отдавал рапорт, полковник-смершевец с синими окантовками на погонах подошел к Рокоссовскому и что-то ему сказал так тихо, что ни я, ни члены моего экипажа ничего не услышали. Однако я догадался, что полковник говорит Рокоссовскому что-то обо мне.

Командующий фронтом с интересом взглянул на меня и повторил то, что ему доложил полковник из Смерша:

— Мне говорят, что вы уроженец Соединенных Штатов. Это верно?

(Вопрос застал меня врасплох: попав в Красную армию добровольцем через Фрунзенский райвоенкомат города Москвы, я был абсолютно уверен — о том, что я сделал со своим паспортом, никто никогда не догадается. Я решил: все будет шито-крыто, ни одна собака не узнает, что на самом деле я американец, а не простой парень из Донбасса, за которого себя выдавал. Именно таковым и считали меня члены моего танкового экипажа, комвзвода гвардии старлей Олег Милюшев, комроты капитан Жихарев и все другие. Увидев полковника из Смерша и догадавшись, что он сказал Рокоссовскому, я подумал о себе: какой же ты идиот, Никлас!)

Эти мысли за секунду пронеслись в моей голове. Овладев собой, я отчеканил:

— Так точно, товарищ генерал.

— Давно в Советском Союзе? — спросил Рокоссовский.

— Почти восемь лет, товарищ командующий.

— Где проходили военную подготовку?

— В Актюбинске и в Московской военной спецшколе номер 3.

— Садово-Кудринская, 9?

— Так точно, товарищ командующий!

Он снова пристально посмотрел мне в лицо. Неужели он не вспомнил, как я танцевал вальс-бостон с его дочерью 23 февраля 1943 года? Я тоже внимательно посмотрел ему в глаза, пытаясь понять, узнал он меня или нет.

Лицо его стало для меня непроницаемым. Повисла тяжелая пауза. Чтобы как-то разрядить ситуацию, я обратился к Рокоссовскому:

— Разрешите продолжать работу, товарищ командующий?

— Продолжайте, старшина, — ответил он.

Когда он и его свита двинулись дальше, я отчетливо услышал его слова:

— Что ж, поглядим, как воюют наши американские союзники.

Между тем у Орлова, Филиппова и Кирпо от удивления челюсти отвисли. Они таращились на меня так, будто я у них на глазах с луны только что свалился. Я догадывался, что творится в голове у моих ребят. Ведь до сих пор они меня считали стопроцентным украинским хлопцем, а странности моей речи списывали на макеевский выговор. Но вдруг — будто гром средь ясного неба! Невероятно: их и. о. командира танка — настоящий янки! Как же он, иностранец, смог пробраться в советскую военную спецшколу в Москве?

— Вопросы задавать после того, как танк будет в яме, — приказным тоном предвосхитил я любопытство моих соратников. — А сейчас — за дело!

Мы снова заработали своими, как мы их называли, «чайными ложками» и наконец, ровно в 20.00 задание было выполнено. Механику-водителю Орлову потребовалось ровно пять минут, чтобы поместить нашу тридцатьчетверку в яму. После чего все мы думали только об одном: спать, спать, спать…

Комвзвода гвардии старлей Милюшев предупреждал, что противник в любой момент может открыть артиллерийский огонь, поэтому каждый из нас выбирал для сна место, казавшееся ему самым безопасным. Орлов и Филиппов улеглись спать в немецком блиндаже. Ефрейтор Кирпо устроился в танке. Я же решил спать на свежем воздухе и поэтому вытянулся в ложбине — как это ни покажется кому-то странным и даже жутким — между двумя свежими немецкими могилами. Они, как я надеялся, должны были защитить меня от возможных осколков.