Книга Три момента взрыва - Чайна Мьевилль

Стемнеет еще не скоро. Он развернул машину и поехал на север, мимо своего поворота. В холмы. Навстречу ему попадались разные заведения: строительная компания, кафе для водителей-дальнобойщиков, неизвестно кому здесь нужный центр садоводства. Несколько лет прошло с тех пор, как он был тут в последний раз. Из-за перепада высот растения тут были совсем другие, чем внизу, в Эламе. Погода стояла прохладная, но солнечный свет почему-то напомнил ему о летнем зное. Мимо пролетел кардинал.

Когда солнце наконец стало садиться, он спустился назад, к югу, долго следуя всем изгибам прихотливо-извилистой дороги. Время он рассчитал правильно: как раз стемнело, когда он снова припарковался у въезда на раскоп. Из бардачка он вынул фонарик.

Держа руки в карманах, Маккалох прошагал по тропе около мили. У входа стояли двое новых охранников, но они были молоды, скучали в малолюдном месте и потому развлекались как могли: болтали и курили у огороженного веревкой входа. Маккалох прислонился к дереву и наблюдал за ними, почти не прячась.

В палатке для жилья горел свет. Маккалох решил обойти лагерь кругом.

Он слышал голоса Софии и Уилла, но слов не разобрал. Его ухо уловило знакомый звук – кто-то открыл банку с шипучкой, – и ему захотелось пить.

Уже у самой красной палатки Маккалох услышал шепот.

Окна были закрыты, пластиковые занавески опущены. Луч фонарика круглым светлым пятном скользнул изнутри по матерчатой стенке. Маккалох ступал теперь совсем тихо, особенно заботясь о том, чтобы его тень не падала на палатку.

Внутри была Гилрой.

Торопливо нашептывая слова, она вела долгий тихий монолог. Маккалох приложил ухо к палатке. Голос то понижался, то снова повышался, напряженный, но контролируемый.

– Каждую ночь я пытаюсь, – сказала она. Помолчала, как будто вслушиваясь в ответ. – Сейчас ничего уже не изменить, все останется так, как есть. Ты знаешь это. Многое теперь не такое, как раньше, но многое осталось прежним. Так что давай. Пожалуйста. Давай.

Поверхность палатки едва заметно вибрировала в такт ее словам. Ее голос постепенно стихал, замирал, истончался до пределов слышимости. Она стояла на четвереньках или на коленях.

– Давай же, – повторила она. – Что тебе для этого нужно? – Голос сделался совсем глухим. Наверное, она наклонилась и произносила слова близко к земле. Прямо в землю. – Чего ты ждешь? Я сделаю все, что смогу. Давай же.

Она говорила все тише и тише, пока, наконец, Маккалох вовсе не перестал различать слова, только молящий шепот. Потом она, видимо, передвинула свой фонарь, потому что на ткани палатки вдруг вспыхнули созвездия разноцветных огней. Наверное, она специально направила луч в слепок конечности или в половинный торс, чтобы вызвать этот световой взрыв, подумал Маккалох.

Он услышал, как она с усилием закряхтела. Наверное, что-то поднимала, какую-то тяжесть. Он представил себе, как она баюкает это что-то, прижимая его к груди, словно ребенка.

Повсюду уже погас свет. Мимо текли минуты – тягучие, темные, беззвучные.

Наконец Маккалох услышал, как она встает и отряхивается. Палатка вздрогнула, когда она сначала просвистела «молнией», а потом откинула входной клапан.

Пока она выбиралась наружу, сквозняк колыхнул ближайшую к Маккалоху занавеску и слегка сдвинул ее в сторону. Теперь можно было заглянуть в темное нутро.

Убедившись, что она не возвращается и никто другой тоже не идет, он включил свой фонарик и направил его тонкий луч прямо в кристаллизованные останки.

Взрыв света заполнил палатку. Огненная метель заплясала внутри, то рассыпаясь отдельными сполохами, то снова сливаясь в единое пламя, несравненно более яркое, чем то, которое вызвал луч от фонаря Гилрой, такое яркое, что Маккалох испугался, ахнул и даже не сразу нашарил кнопку своего фонарика.

Он подождал сам не свой от страха. Однако сияния никто, видимо, не заметил. Никто не пришел. Маккалох опустился на холодную землю и стал ждать, пока успокоится сердце.

Все жители острова ходили по склепам. Ничего не подозревающие кроты и другие земляные твари соединяли своими ходами пустоты, оставленные трупами людей и животных, нанизывая подземные полости на нить продолжающейся жизни.

Когда смола станет единственным материалом, из которого будут делать слепки – а это обязательно случится, – то он, Маккалох, закупит целую партию новых безделушек. Брелоки и куклы не будут больше матово-белыми, они станут прозрачными и хрупкими на вид. Китайцам придется запустить целые новые линии по их производству.

Образцов станет не хватать. Гипсовые мертвецы могут быть либо целыми, либо никакими: целого мертвеца можно посадить в альков сторожить комнату, но стоит его уронить, и он превратится в жалкий огрызок величиной с кулак, ни на что больше не пригодный. Маккалох твердил себе, что в таких останках нет ничего привлекательного для воров, и уж кому, как не ему, знать это, ведь он сам был когда-то одним из них. А вот со смолой ничего не сделается: разрежь ее на куски, отшлифуй и повесь каждый на цепочку, и вот, пожалуйста, – фрагменты погребенных в земле коллаборантов станут редкими украшениями.

Маккалох не помнил, кто водил его в пещеры Чизлхерста[10], когда он был мальчишкой. Зато он хорошо помнил, как стоял там, в подземной пустоте, и думал. Конечно, тогда у него не могло быть таких мыслей, они пришли позже, и все же, когда он вспоминал о своих детских впечатлениях теперь, ему казалось, что он знал – эти полости оставили тела древних гигантов, умерших и разложившихся там, где суждено было потом стать Лондону.

Чиверс позвонил ему рано утром.

– Приезжай ко мне в полицию, – сказал он. – Только не в старый город, знаешь участок в Вандерхуфе?

– Нет, конечно.

– Бадли-роуд, рядом с крытым рынком. И побыстрее. Гилрой арестовали.

Когда Маккалох приехал, Чиверс стоял в вестибюле и напряженно говорил с кем-то по платному телефону, который висел под плакатом с рекламой горячей линии для помощи наркозависимым. Он кивнул, приветствуя его.

– Связываюсь с Геншером, – объяснил адвокат, повесив трубку.

– Черт бы его побрал, – сказал Маккалох. – Он же обещал, что оставит ее в покое. И за что? Она ведь этого Паддика пальцем не тронула…

– Это тут ни при чем.

– Тогда что при чем? Откуда ты вообще знаешь?

– Оттуда, что я представляю ее интересы.

Маккалох моргнул.

– А какие оправдания у тебя? – спросил Чиверс. – Ты почему ей помогаешь? Этот паренек, Уилл, сказал мне, что он звонил тебе вчера, вот Геншер и ходил там у них на цыпочках.

Они посмотрели друг на друга. Во взгляде каждого читалась легкая насмешка над своей тревогой и невольное одобрение другого.