Книга Немного чьих-то чувств - Пэлем Грэнвил Вудхауз

– Кто звонил, моя дорогая? – спросил сэр Джаспер, когда Аманда вернулась от телефона, и Аманда ответила, что звонил Реджинальд Муллинер из Лондона.

– Чудеснейшая новость! Он получил в наследство пятьдесят тысяч.

– Да неужели? – сказал сэр Джаспер. – Ну-ну! Только подумать!

Когда финансист, пусть даже удалившийся на покой, узнает, что молодой человек с умственным калибром Реджинальда Муллинера стал обладателем пятидесяти тысяч фунтов, он не просто говорит «только подумать!» и машет на этот факт рукой. Нет, он удаляется в свой кабинет, обвертывает лоб мокрым полотенцем, распоряжается, чтобы ему принесли черного кофе, да побольше, и начинает разрабатывать планы, как изъять эту сумму.

У сэра Джаспера было много расходов, и, как набожный человек, в том, что на его молодого друга свалились такие деньги, он усмотрел прямой ответ на свои молитвы. Он частенько сетовал на горькую иронию, скрытую в том, что такой суперлох, как Реджинальд, столь явно созданный Природой быть облапошенным на всю имеющуюся у него наличность, вовсе не имеет наличности, на какую его можно было бы облапошить.

Несколько дней спустя он позвонил Реджинальду в его бунгало.

– Доброе утро, Муллинер, мой мальчик.

– Наше вам с кисточкой, сэр Джаспер.

– Аманда… Прошу прощения?

– А?

– Насколько я расслышал, вы сказали: «Картошки не сажает, хлопка не сажает». Кто не сажает картофеля и каким образом они вместе с хлопком пробрались в наш разговор?

– Извиняюсь на всю катушку. Сегодня вечером я пою «Миссисипи» на деревенском концерте и, наверное, продолжаю машинально репетировать.

– Ах так! Комические куплеты?

– Нет, скорее песня, берущая за душу или, можно сказать, проникновенная. Она про негра с Миссисипи, который весь дрожит, когда видит работу, которую нужно сделать.

– Абсолютно. Насколько мне известно, так происходит с очень многими неграми. Ну да пусть их. Аманда мне рассказала про вашу удачу. Мои сердечнейшие поздравления. Я вот подумал, не найдется ли у вас часок, чтобы навестить меня нынче утром? Посидели бы, поболтали.

– С величайшим.

– Но не прямо сейчас, если вы не против, так как я жду звонка от страхового агента об увеличении страховой премии за мой дом. Скажем, через часок? Превосходно.

В назначенный час Реджинальд соскочил со своего новенького мотоцикла у дверей Виссер-Холла, резиденции сэра Джаспера, и увидел, как сэр Джаспер на крыльце прощается с человеком в котелке. Окотелоченный удалился, а финансист задержал взгляд на мотоцикле – неодобрительный взгляд, как почудилось Реджинальду.

– Дорогая игрушка! Уповаю, Муллинер, вы не из тех молокососов, которые, внезапно разбогатев, теряют голову и начинают транжирить наличность на всякие глупости и безделушки.

– Боже великий, нет, конечно, – сказал Реджинальд. – Я намерен прилипнуть к доставшейся мне конфетке как перцовый пластырь. Нотариус, от которого я услышал нечто к моей выгоде, рекомендовал вложить ее в штуковину, которая называется «Ссудный фонд». Не спрашивайте меня, что это такое. Я понятия не имею, но только им заправляет правительство. Покупаешь ломоть и получаешь по столько-то дважды в год, будто на улице находишь. Выплачивают четыре с половиной процента годовых, что бы это там ни значило. И по словам упомянутого юридического орла, мои пятьдесят тысяч будут приносить мне больше двух тысяч за год. Очень даже ньям-ньям, по-моему, и даже хочется узнать, давно ли это заведено.

К его изумлению, сэр Джаспер словно бы не разделял его восторга. Пожалуй, было бы преувеличением сказать, что он презрительно фыркнул, хотя явно находился на грани фырканья.

– Две тысячи это не так уж много.

– Правда?

– В наши дни инфляции и роста цен – жалкая подачка. Неужели вы не предпочтете двадцать пять тысяч?

– Да, это было бы очень мило.

– В таком случае все очень просто. Вы изучали нефтяной рынок?

– По-моему, никакого такого рынка нет. Я покупаю бензин в гараже.

– Но вы же знаете, как важна нефть для нашей промышленности?

– А как же! Фонтаны там и всякое такое.

– Вот именно. И нет более надежного помещения для капитала. А у меня завалялся пакет обыкновенных акций «Пахучей реки», возможно самых высоко котируемых на рынке, и я, пожалуй, уступлю их вам за пятьдесят тысяч фунтов, поскольку вы – могу ли я так сказать? – близкий друг. Они будут приносить вам верные пятьдесят процентов.

– Годовых?

– Именно. Годовой доход будет составлять что-то между двадцатью пятью и тридцатью тысячами.

– О-го-го! Потрясенц! Но вы уверены, что не обделяете себя? Вы же понесете убытки?

Сэр Джаспер улыбнулся:

– Когда вы доживете до моих лет, мой мальчик, вы поймете, что в жизни деньги – это далеко еще не все. Как однажды сказал некто: «Я полагаю, что пройду по этой юдоли лишь один раз. А потому любую услугу, какую я могу оказать ближнему, любой добрый поступок, какой я могу совершить ради него, я не стану откладывать, ибо больше этим путем я уже не пройду». Распишитесь вот тут, – сказал сэр Джаспер, извлекая из внутреннего кармана пачку акций, бланк чека, авторучку и промокашку.

Полный ликования, Реджинальд отправился на поиски Аманды. Он нашел ее в тот момент, когда, облаченная в теннисный костюм, она намеревалась сесть в машину, чтобы отбыть к соседям, и сообщил ей замечательную новость. Его доход, сказал он, будет теперь составлять двадцать пять тысяч фунтов или около того за календарный год, а это, нельзя отрицать, хороший запасец на черный день, и таким превосходным положением вещей они обязаны исключительно доброте ее дяди Джаспера. Он без колебаний, добавил Реджинальд, призовет благословение Небес на сэра Джаспера Тодда.

К его огорчению, любимая девушка не только не заплясала, хлопая в миниатюрные ладошки, а взмыла в воздух, словно кошка, по оплошности плюхнувшаяся на слишком горячий радиатор.

– Ты хочешь сказать, – вскричала она, возвратившись на землю и вперяя в него пылающий взгляд, – что отдал ему все пятьдесят тысяч?!

– Не отдал, старая бисквитина, – со снисходительной улыбкой ответил Реджинальд. Женщины ну совсем ничего не понимают в финансах! – В таких случаях бывает вот что: один типчик, например я, всучивает другому типчику, например твоему дяде, чуточку наличных, а взамен получает так называемые акции. И эти акции по какой-то причине, в которой я еще не разобрался, становятся источником несметного богатства. Простые акции «Пахучей реки», например…

Аманда испустила фырканье, которое прозвучало в тишине сада как выстрел.

– Позволь мне кое-что тебе рассказать, – произнесла она сквозь стиснутые зубы. – Вот одно из самых ранних моих воспоминаний: я сижу на коленях у дяди Джаспера и с округлившимися глазами слушаю его печальную повесть о том, как в момент, когда, чувствуя себя не вполне в себе после удара бутылкой по голове, нанесенного ему недовольным собратом на общем собрании акционеров, он позволил какому-то ползучему прохиндею всучить ему эти простые пустышки «Пахучей реки». Я все еще помню, каким огнем горели его глаза, когда он высказал твердое намерение когда-нибудь где-нибудь отыскать простофилю и всучить их ему. Он отдавал себе отчет, что это должен быть Сверх-Простофиля, какой встречается лишь раз в жизни, но это был солнечный зайчик, за которым он терпеливо следовал год за годом, никогда не забывая о своей цели и не сомневаясь в конечном успехе. Он рассказал мне эту историю, желая на конкретном примере показать, что именно подразумевал Теннисон, когда рекомендовал подниматься по ступеням наших мертвых «я» все выше.