Книга Тайные знаки судьбы - Наталья Аверкиева

Помнишь?

— Анна Михайловна, это так красиво, — подняла я на нее глаза.

— Беги на урок, Варя. И не впадай в уныние, — наконец-то отпустила она меня.

Но до класса я не дошла, из раздевалки за мной наблюдали Точка и Настя.

— Ты чего такая? — забеспокоилась Настя. — Он все узнал?

Я покачала головой.

— А чего?

— Варь, а чего это Керн так тебя обнимала? — с недоумением смотрела на меня Женя.

— Спросила, есть ли записка от мамы по поводу моих прогулов. Я сказала, что у меня депрессия. Она пожалела.

— А у тебя депрессия? — приподняла Точка бровь.

— А что, не видно? — влезла Настя. — Варька, ты все из-за вчерашнего переживаешь, да? Не грусти. Он же все равно ничего не знает.

— Мне кажется, вам есть, что сказать. — Женя близоруко прищурилась и глянула на нас, как гестаповец на партизан.

— Все нормально, — попробовала отвязаться от нее я.

— Варя, вид, как у тебя, говорит, что все совсем не нормально. Что произошло? Где вы вчера были и что вы делали?

— Мы были в институте, — вздохнула я.

Женька глянула на Настю, которая прикрыла рот ладошкой: мол, не моя тайна, не мне и говорить.

— И? — давила Волоточина.

— И мы видели ту девушку, — все тише и тише бормотала я.

— Ну и? — начала злиться Женька.

— Ну и выяснили, что это не новая подружка Поэта, а его учитель по английскому.

— Это хорошо. А что ты такая кислая? — фыркнула она.

— Потому что теперь я боюсь, что Поэт узнает, что я ему не доверяю, и бросит меня.

Женька громко рассмеялась, рухнув на лавочку.

— Знаешь, какая у нас Ярослава красивая в нормальной одежде! — похвасталась Настя.

— Варя, ты чудо! — искренне восхитилась Точка. — Сначала ты из кожи вон лезешь, чтобы узнать что-то, а потом переживаешь, как бы Поэт не узнал, что ты все знаешь. Ты не пробовала ему звонить и спрашивать напрямую, без обходных маневров?

— Пробовала, — повесила я голову.

— Судя по результату… — покачала она головой.

— Что делать, Жень? — ухватилась я за нее, как за соломинку.

Она пару секунд подумала, а потом отозвалась:

— На пике своей непопулярности я не могу давать вам никаких советов. Вы их попросту не слышите.

— Ты же знаешь, что это не так, — всплеснула руками Настя.

— К сожалению… — уклончиво отозвалась она. — А где наша сокол сизокрылый?

— Проспала. На второй урок придет.

День тянулся долго-долго. Казалось, что время замерло, а секундная стрелка даже не думала прыгать с засечки на засечку. Я старалась не попадаться на глаза учителям, пряталась за спины подруг и развлекалась тем, что рисовала странные картинки. Между тем Ярослава развлекалась по-своему. Я даже не знаю, как это назвать… Наша Яра… кудахтала весь урок истории, чем жутко доставала Яну. Историчка изо всех сил делала вид, что ничего не происходит, но осторожное весьма натуральное «ко-ко-ко» взрывало класс истеричным гоготом. Я сначала пихала Ярика локтем и шикала на нее, чтобы перестала. Потом отворачивалась, типа я не с ней, но все равно удержаться от смеха не могла. Птица вошла в раж и словно издевалась над Яной Станиславовной. Та, в свою очередь, обвела строгим взглядом из-под очков класс и спокойно произнесла, показывая на Яру ручкой:

— Так, курочка моя, иди-ка сюда. Ты ведь все знаешь? Вот и расскажи классу об окончании Второй мировой войны и начале войны с Японией.

Ярик тут же загундосила:

— Ну а я тут при чем? Как я могу рассказать о войне, если это новая тема урока? Вот про Японию…

— Иди сюда, иди, цыпа-цыпа.

— Яна, — она нарочно запнулась и совершенно гнусавым и противным голоском протянула, — Станиславовна, ну мы же с вами не можем так вот бездушно относиться к такой страшной теме, как война. Девушкам вообще про войну рассказывать нельзя. У них это… как его? Ну такое страшное слово… Ну? — Ярик явно ждала поддержки зала. Зал катался под партами в смеховой истерике.

— Депрессия? — подсказала Настя.

— Да нет же, — отмахнулась Ярик.

— Диссоциативный ступор, — ухмыльнулась Женя.

— Я таких слов вообще не знаю, — в сторону процедила Птица.

— Истерика! — нашлась я.

— О, точно! Стресс!

— Ну, раз для тебя это сильный стресс, Сокол, то садись, ставлю тебе два.

— А за что? — округлила она глаза.

— Ну как за что? На вопрос не ответила, новую тему не рассказала, яйцо и то не снесла. Не выполнила ты план, Сокол.

— Яночка Станиславовочка, ну конец же четверти, конец полугодия, вы так сильно портите классу общий балл по истории, — состроила она самое жалостливое лицо, какое только смогла состроить.

— И что же мне делать с тобой, курочка моя соколиная? — вздохнула Яна.

— Я больше не бу-у-у-у-уду-у-у-у, — протянула Ярослава.

— На следующем уроке будешь отвечать тему этого урока и рассказывать новую. Я твою двойку буду в уме держать. Не ответишь, поделю ее пополам — на этот урок и на следующий.

— Спасибочки вам, Яночка Станиславовочка.

— Исчезни уже, — поморщилась она. — Так, сделали глубокий вдох и перестали ржать. Кто пойдет к доске и расскажет нам об освобождении Центральной Европы? Антон Траубе, давай. Ты у нас не девочка, у тебя диссоциативного ступора быть не должно.

Птица плюхнулась на место и ухмыльнулась Артему, нашему старосте, и Максимову.

— И на что вы спорили? — догадалась я.

— На перемене увидишь, — едва сдерживала хохот Птица.

На перемене староста нашего класса Артем стоял в центре рекреации на третьем этаже и громко кукарекал. А вокруг него кругами бегал и ржал, как молодой жеребец, Стасик Максимов, на загривке которого сидела Ярик, громко гикающая и погоняющая его ремнем. Окружающие хохотали до слез. Мы с подружками так смеялись, что у Насти потекла косметика. Лепра со своим лепрозорием едва не свалилась на пол от гогота. И даже Яна Станиславовна громко заливалась с учениками. Даже настроение как-то поднялось.

После занятий я тихо улизнула от девчонок. Хотелось побыть одной.

«Задай вопрос, если хочешь услышать ответ!» — гласил рекламный щит около остановки. «Княгиня Эржебет знает, что делать». И очень легкий телефон. Я достала мобилку, нашла этот же номер и нажала кнопку вызова.

— Магический салон княгини Эржебет. Чем мы можем вам помочь? — почти сразу же ответил приятный женский голос.

— Я хотела бы погадать, — сказала я, благоразумно решив, что уж в гадании-то меня не обманешь.