Книга Концерт для баяна с барабаном - Анна Вербовская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Костик вырвался из родственных объятий, растирая свои распухшие и покрасневшие от поздравлений уши. Гости потянулись в гостиную.
В гостиной вовсю пахло праздником: цветами, свежими огурцами и оливье с мелко порезанной докторской колбасой и салями (маме с тётей Александрой всё-таки удалось прийти к согласию). Бабушка пихала в салаты маслины и укроп — для красоты. Папа тащил с кухни блюда с ветчиной и маринованными помидорами.
— А я мариную по-другому, — шепталась баба Надя с тётей Вероникой. — Мне дали рецепт, там вместо уксуса…
Воздух тихо жужжал разговорами. Гости кружили вокруг стола, как пчёлы над бочкой мёда. Их руки жадно тянулись в сторону колбасы и корнишонов.
— Подождите! — надрывалась мама. — Ещё не все собрались!
Баба Надя провела ревизию родственников:
— Лёня здесь. Аля с Виталиком. Лида с Сёмой…
— Нет Милы с Ирочкой!
— Не знаю я никакой Ирочки! — возопил дядя Сёма. — Семеро одного не ждут!
Из всех гостей дядя Сёма был самый голодный. Его тётя Лида с позавчерашнего вечера не кормила.
— Не одного, а двоих! — парировала мама. Держать оборону становилось всё труднее.
— Двенадцать двоих не ждут, — произвёл подсчёт в уме дядя Сёма.
Мамина капитуляция была неизбежна. И если бы не настойчивый звонок, раздавшийся в коридоре…
— Наконец-то! — разом выдохнули гости.
— Костик! Иди встречай тётю Милу и Ирочку!
Тётя Мила была маминой школьной подругой. Школа давно закончилась, а подруга осталась. Костик так долго знал тётю Милу, что уже привык считать её родственницей. К Ирочке он тоже привык. Она была на два года младше Костика, и он помнил её толстым слюнявым младенцем с перевязками на пухлых руках и пушком на большой лысой голове. Теперь у Ирочки фигура, как у уссурийского палочника. На макушке белобрысый конский хвост. В ушах серёжки. На лице воспитанная улыбка.
— С днём рождения, Костя!
Ирочка вручила подарок — альбом с репродукциями Франсиско Гойи.
— Спасибо, — вежливо кивнул Костик, обернулся и… мать честная!
Позади него, раскрыв рот и впившись в Ирочку остекленевшим от восхищения взглядом, застыл Севка. Сколько-то-юродный Костин брат.
Вот те на!
«Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам!»
— К столу! — гаркнул мамин голос Костику в ухо.
— К столу! К столу! — как по команде, подхватили все.
И тут случилось ужасное.
Во всяком случае, для Костика.
Видимо, роковую роль сыграло затянувшееся ожидание тёти Милы.
Гости, совершенно забыв, по какому поводу они собрались, бросились к столу, суетясь, толкаясь и торопясь занять место под солнцем… под люстрой… то есть на диване.
— Сёма! Сёма! Я тебе место держу! — кричала на весь дом тётя Лида.
— Вероника! Садись рядом с Лёней! — командовала баба Надя, утрамбовывая своё тело между бабой Зиной и Виталиком.
— Мила! Я здесь! — махала мама из-за папиной спины.
Хлопали пробки бутылок. Шлёпался на тарелки салат. Булькало вино. Шипела газировка. Хрустели огурцы. Кряхтела зажатая с двух сторон баба Надя.
— А кому красненького?
— Лёня! Положи Зинаиде Ивановне селёдочки!
— Передайте салатик…
— Это из крабовых палочек, с огурцом…
— Кому хлеба?
— У Виталика не налито!
— Первый тост за юбиляра! — провозгласила тётя Мила и встала, кокетливо одёргивая платье.
Все закрутили головами в поисках виновника торжества.
И замерли.
И затихли.
Потому что всем стало как-то неловко.
Юбиляр сидел за совершенно пустым журнальным столом. Рядом с ним застыли Севка и Ирочка. Воспитанная Ирочка держала спину. Севка влюблённо изучал мочку Ирочкиного уха. Костик запрокинул голову назад, зажмурив глаза и изо всех сил стараясь не разреветься на своём первом, самом главном в жизни юбилее.
Потом-то всё было хорошо! Просто даже здорово! Спохватившись, взрослые кинулись накладывать детям салаты, и колбасу, и селёдку, и наливать им сок, и подносить горячие бабушкины пирожки. И говорили тосты. И хвалили Костика. Какой он способный! И как хорошо учится! И как он однажды помог совершенно чужой старушке донести до дома сумку… хотя дом её был в соседнем подъезде, а сумка — совсем лёгкая.
А потом врубили магнитофон и были танцы. Севка раскачивался в такт музыке, положив вытянутые руки на Ирочкину талию. Костик приглашал по очереди то тётю Милу, то маму. Дядя Лёня танцевал с Вероникой. Потом папа подхватил баян и, хитро подмигнув Костику, мол, посвящается юбиляру, завыл на два голоса с Виталиком:
Баба Надя раздухарилась и завопила алаверды папе:
Она подбоченилась, закрутила плечами и пошла по комнате под общий одобрительный гул, выписывая ногами замысловатые кренделя и перекрывая папин тенорок своим петушиным фальцетом:
Тут уже не выдержала тётя Лида:
Дядя Сёма встал на дыбы: как это забыла! Он попытался выбраться из-за стола через могучую фигуру Виталика, не смог и, задрав край скатерти, на карачках полез под стол. Из тёмной глубины донёсся его бархатный баритон:
— Тунеядец! — задорно крикнула баба Надя и, не желая сдавать позиции, взяла совсем высоко:
Тут уже пошло-поехало! Всё закружилось, завертелось, затопало каблуками по гулкому паркету! Только мама всё время кричала:
— Дети! Закройте уши! Вам нельзя!
Ирочка послушно прижимала ладони к своим маленьким ушкам и весело заливалась над глупыми рожами, которые корчил ей Севка. А Костик только притворялся, что зажимает уши, и слышал всё-всё, и замирал от восторга…
