Книга Ноябрьский триллер - Татьяна Любова

— Если мы не распутаем это дело в ближайшие три дня, то я займусь спортивной ходьбой.

— С чего бы это, Станислав Викторыч? — живо отозвался шофер Вася Попов.

— Это ж не дорога, это трасса для слалома, — ворчливо произнес Дубовой, посматривая в боковое зеркало.

— А чего Валентин сказал? В смысле медэкспертизы? — поинтересовался шофер, изо всех сил выворачивая руль. — Что там в заключении?

— Отравление лошадиной дозой сердечного препарата. Ориентировочно это — вантостин. Точно сказать невозможно: аналогов данного препарата предостаточно. Между прочим, средство это — производства итальянской фармацевтической компании. Оно содержит экстракт наперстянки, растеньице крайне ядовитое, используется в медицине в микродозах для лечения сердечной мышцы. Сердечко чпок! И остановилось. И ведь что главное, таблетки растворимые, то есть растворить упаковку в стакане воды — дело плевое. Чуть мутноватый раствор, и только. А вены взрезали для отвода глаз, потому и крови мало оказалось — женщина практически мертвая была, когда ее лезвием полоснули. Но, поскольку следов сопротивления никаких, выглядит все как суицид. Если мы не раскопаем свидетеля убийства, то доказать, что она не сама эту дрянь выпила, а потом вены для подстраховки резанула, будет так же сложно, как стать транссексуалом.

— Ну, теперь это не так уж сложно.

— Это тебе может быть несложно. А мне при моей непреодолимой тяге к женскому полу — не-воз-мож-но. Понял, идиот?

— Понял, товарищ полковник. — Завидев громаду усадебных ворот, Василий облегченно вздохнул, опасаясь продолжения разговора. Язычка Дубового в управлении побаивались: подденет так, что мало не покажется, да еще и кликуху прилепит, «транссексуал», например. Вася даже зажмурился от страха, представив себе такую ситуацию. Не дай бог! — Прибыли, товарищ полковник, — и шофер с шиком тормознул перед громадными воротами резиденции Фандотти.

— У, акулы капитализма! — проворчал Дубовой. — Форменный бастион выстроили, а толку-то? Все равно мочат их почем зря. А нам таскайся теперь в енту глушь. — И он, кряхтя, выкарабкался из машины.

Из уважения к органам для допроса отвели парадный зал, тот самый, в котором вчера чествовали юбиляра. Канадский паркет, отполированный до зеркального блеска, полыхающий камин, вычурный кожаный диван и пара глубоких кресел персикового цвета перед ним располагали к доверительной беседе. На чайном столике мирно располагались никелированный кофейник и несколько изящных чашек китайского фарфора, расписанных тусклыми желтыми попугаями.

— Миленько тут у вас, — ядовито заметил Стас, озираясь. — Я себя не следователем ощущаю, а практикующим психотерапевтом.

— Я попросил бы вас, господин Дубов, в первую очередь разобраться с посторонними людьми. Мне неловко задерживать их здесь столь длительное время, — холодно заметил синьор Фандотти и вышел.

В дверь просунулась голова Ольги:

— Стас, а можно я здесь поприсутствую?

— А-а, как говорил Остап, «конкурирующая фирма»? Ну заходи, милая. Только — процитирую все того же товарища Бендера — помни, «что за каждый скормленный тебе витамин, я потребую множество мелких услуг». Сама-то нарыла чего-нибудь или голяк?

— Да, есть кое-что. Потом расскажу. С кого начнешь?

— По просьбе хозяина, с посторонних. Кстати, он меня из Дубового в Дубы перекрестил, макаронник проклятый!

— Ты здесь потише. А насчет посторонних — правильно. Дело, похоже, семейное. — Ольга хитро подмигнула Стасу и положила на стол изумительный дамский мундштук слоновой кости.

— Ты вроде бросила курить? Или…

— Никаких «или». Я бросила. Это не мой мундштук. Найден возле комнаты убитой. И я очень хочу узнать, кому он принадлежит. Надеюсь, что это удастся.

— Н-да, штучка дорогая. — Стас повертел мундштук меж пальцев. — Скорее всего, антикварная. Ну, что ж, ассистент, приступим. Проси.

Он величественно откинулся на спинку кресла и взял в руки блокнот.

Часа через три, абсолютно вымотанные, они подвели итоги. Опрошенные «посторонние» оказались людьми рассеянными и не внесли в картину преступления ни малейшей ясности. Их показания сводились к тому, что они, приглашенные на торжество гости, — солидные и уважаемые члены общества, пристойно развлекались, и не более того. А случившееся повергло их в шоковое состояние, в каковом они и пребывают по сей час. Никаких подозрений, догадок или намеков на причину происшествия свидетели не имели, не имеют и иметь не могут.

И в антикварном мундштуке свою собственность никто не признал.

— Ну что ж, Ольга Николавна, пока только песок и ни единой крупинки драгметалла. — Дубовой потянулся так, что было слышно, как хрустнули позвонки.

— Пока да, Станислав Викторыч.

— И пока я оправдываю свою звучную фамилию, — горько заметил полковник.

— Самокритично. Но преждевременно. Я же говорила тебе о предположении насчет «семейного дела», а семью мы еще не щупали, — Ольга развалилась на широком диване и задумчиво изучала висевшую напротив картину с изображением какого-то святого мученика, пронзенного стрелами.

— Думаешь, в «дуболомы» рано записываться? Однако чует мое сердце, Ольга: тухлое это дело. Не докажем мы ничегошеньки. Убийство налицо, а доказательств нет. Таблетки непонятно чьи, свидетелей нет. Остается либо эту Викторию Трамм под монастырь подводить, либо закрывать дело за отсутствием состава преступления — суицид на фоне психических отклонений.

— Торопишься ты, Стас. Зацепки есть, догадки есть. Размотаем дело, и станешь ты у нас «палисандровым генералом»! — подбодрила его Ольга.

— Ой, сладко поешь, ой, сладко! Ну, ладно. Давай работать. Кто по списку следующий?

— Виктория Трамм.

— А-а, основная подозреваемая? Наберем побольше воздуха в легкие, и поехали.

Виктория ввалилась в комнату с большим шумом. Такая нарочитая бесцеремонность, а также вызывающий взгляд должны были, видимо, демонстрировать присутствующим отсутствие какого-либо страха перед органами, а следовательно, и абсолютную невиновность подозреваемой.

Обесцвеченные волосики топорщились, глаза зло поблескивали, за неимением другой одежды ей пришлось надеть злополучное вечернее платье. Изрядно помятое, оно сидело криво, и вся ее взъерошенная фигура являла собой нечто среднее между Славой Полуниным и Миленой Фармер. Зрелище жалкое и забавное одновременно.

Плюхнувшись на пустующий диван Виктория молча уставилась на Стаса, потом также безмолвно перевела взгляд на Ольгу, через минуту, сбитая с толку их затянувшимся молчанием, она выпалила:

— Я — Виктория Трамм!

— Очень приятно, — ехидно заметил Стас.

— Да ничего вам не приятно! Так же, как и мне. Не имею ни малейшего удовольствия лицезреть вас, господа милиционеры.

— Ну вот и познакомились. Спасибо на добром слове, госпожа Трамм. Теперь о деле. Вы работаете редактором журнала «Полина». Замужем и имеете троих детей. С Линой Фандотти знакомы с детства и связаны узами дружбы на протяжении последних двадцати лет. Появились здесь вчера по личному приглашению хозяйки дома. Я пока ничего не перепутал?