Книга Чудесный переплет. Часть 1 - Оксана Малиновская

— А куда же его девать? — удивилась я. — Не выбросить же на улицу, в самом деле.

Я задумчиво посмотрела в глаза щенку и почесала его за ушком. Баксик слабо, но настойчиво запищал, казалось, он силился умоляюще произнести: «Ну же, ну! Давай, ну решайся же! Давай, давай, давай!» Ещё немного — и, как девчонка из группы поддержки, он схватит в лапы махалки и начнёт скакать по купе, подстрекая меня к принятию выгодного для себя решения.

— Ты хоть понимаешь, что произошло, чудо моё в перьях? — сочувственно произнесла я, обращаясь к Баксику. — Ты только что лишился хозяина. Если мы и выберемся к Силантию, то только к следующему лету, а это через год. К тому времени он перестанет быть для тебя хозяином, да и где же ты будешь куковать целый год?

Я снова задумчиво посмотрела в глаза щенку, который запищал ещё жалобней, ещё настойчивей.

— М-да… Никогда не имел дела с собаками, да и, честно говоря, не собирался заводить: мне кошки больше по душе. И потом, я занятой человек, а за щенком уход нужен, как за малым ребёнком, так что я пас, — извиняющимся тоном пробормотал Иван и начал грызть ноготь, выжидающе глядя на меня.

— Я тоже пас, — пробормотал Матвей, глядя за окошко на пробегающие мимо деревья. — Я тоже кошек люблю… и женщин.

Он повернулся и уставился на меня немигающим взглядом.

Теперь уже три пары выжидающих глаз были устремлены на меня. Замечательно, просто замечательно. Почему я всегда оказываюсь крайней? Я тоже занятой, одинокий человек, и вообще, в моих планах на ближайшие несколько лет собаки не значатся. Кроме того, единственная порода, которая мне интересна, — немецкая овчарка, а этот щенок, рождённый в глуши заброшенной воронежской деревни, хоть и поразительно похож именно на овчарку, наверняка беспородный, пусть и очень милый.

Как будто прочитав мои мысли, Баксик жалобно заскулил и отвернулся. У меня нещадно сжалось сердце. В тот же миг я почувствовала страшные угрызения совести и раскаяние за недостойные мысли. Как я могла так подумать? Кто дал мне такое право? Я, что ли, породистая?! Вот так и у людей: зачастую мы оцениваем человека не за его личностные качества, ум, способности, а прежде всего внимательно изучаем его родословную или послужной список… А ведь жизнь снова и снова доказывает, что беспородные значительно перспективнее титулованных, поскольку первым всего приходится добиваться самостоятельно, без поддержки могущественных родственников и никчёмных регалий, к сожалению имеющих в нашем обществе значительный и неоспоримый вес.

Так и у собак: немецко–подзаборные овчарки и двор–шнауцеры дадут фору своим чистокровным собратьям, никогда не испытавшим на собственной шкуре, что значит добывать пропитание и в принципе выживать на улице. Борьба за существование делает их более умными, сообразительными, выносливыми и стойкими, ведь им не на кого рассчитывать — только на себя. Выживает сильнейший, и этот сильнейший действительно является таковым.

— Есть ещё вариант, — рассудительный голос Ивана вывел меня из размышлений. — Можно подыскать ему нового хозяина на одной из станций, или на базе, или уже дома, в Москве.

Как мать, почувствовавшая угрозу для своего малыша, я инстинктивно крепко прижала Баксика к груди, стараясь оградить его от неприятностей.

— Ты что? Да как ты можешь такое говорить?! — захлёбываясь от возмущения, напала я на Ивана. — Он уже дважды за несколько месяцев жизни лишился хозяина! Сначала его не захотела дочь Силантия, потом его забыл сам Силантий… Разве ты не понимаешь, что мы — это всё, что у него осталось! Он больше никого в этом мире не знает!

— Мы забыли про проводницу. Она с ним очень близко знакома, — тихо пробормотал себе под нос Матвей, злорадно ухмыляясь воспоминаниям.

Я проигнорировала его неуместную шутку: как можно хохмить, когда решается судьба беспомощного живого существа, которое не в состоянии ни защитить себя, ни принять самостоятельное решение? Всё, что это существо может сделать, — выслушать приговор двуногих и безропотно повиноваться. Ужасно, когда твою судьбу за тебя определяют другие, но вдвойне ужасно ощутить себя человеком, от которого зависит чья–то судьба.

— Алён, давай смотреть на вещи реалистично, — попытался урезонить меня Иван. — Ни я, ни Матвей не готовы взять на себя ответственность за щенка. Вот ты готова приютить зверя?

Я снова посмотрела на Баксика, сразу же замершего в моих руках и уставившегося на меня немигающим взглядом. «Всё, сдаюсь», — подумала я, и в тот же миг с громким радостным лаем щенок вырвался из моих рук, соскочил на пол и ракетой пролетел круг почёта по купе: с пола на полку ребят, с неё — по их ногам — на стол, а со стола — снова ко мне на колени, после чего победоносно гавкнул и лизнул меня в нос.

Удивление на лицах ребят сменилось на широкую улыбку, Иван заговорщицки подмигнул мне и спросил, кивая на Баксика:

— Он угадал?

Я глубоко вздохнула и вместо ответа расплылась в счастливой улыбке.

— Только как я его на базу привезу, что скажу? — задумчиво проговорила я, прервав обрушившийся на меня поток похвал и бурных восклицаний ребят, сопровождаемых радостным тявканьем щенка.

— Брось, ты же не в пятизвёздочный отель едешь. Если не разрешат поселить его в домике, то поживёт рядом с домиком на улице, попросишь соорудить ему будку, — резонно заметил Иван.

— Возможно. Территория большая и окружена забором, так что вполне может и на улице пожить. Сейчас лето, не замёрзнет. Главное, чтобы там не было своих собак и кошек, иначе дело — дрянь, — размышляла я вслух.

— Да всё будет нормально, не переживай, — успокаивал меня Матвей.

— Да я не переживаю, просто вспомнила одну историю… Была у моих родителей как–то собака, ризеншнауцер, Алькой звали. Я её щенком на Птичьем рынке купила и домой к родителям привезла, а у них уже была взрослая кошка Мусильда, лет шесть ей тогда было. И о чём я только думала… Не успела я поставить щенка в доме на пол, как Мусильда, страшно шипя, бросилась на него, и еле–еле мы тогда бедную Альку у неё отбили. Потом решали на семейном совете, как быть, — то ли щенка отдавать, то ли кошку. Хорошо, что не приняли поспешного решения, захотели сначала попробовать их подружить. У родителей свой частный дом, поэтому задача облегчалась: то мы кошку на улицу выгоняли — а дело летом было, так что она особо не сопротивлялась, — то со щенком в саду гуляли, запирая Мусильду дома, но вместе их никогда не оставляли. Любопытно было наблюдать, как кошка, возвращаясь домой, начинала всё обнюхивать и недовольно шипеть. Умницей она была — мы её когда–то котёнком на улице подобрали, да так и оставили. Кошка крыс, мышей ловила и на кухню приносила то ли показать, какая она добытчица, то ли предлагала их приготовить.

В общем, в один прекрасный день решили мы кошке и щенку очную ставку устроить: принесли обоих в дом и опустили на пол неподалёку друг от друга, сами рядом стоим на случай, если щенка спасать придётся. Кошка зашипела, изогнулась дугой, но не бросилась на собаку, как в первый раз, а Алька, глупый щенок, сразу же завиляла купированным хвостиком и, играя, прыгнула к Мусильде. Мы замерли. Но кошка снова не бросилась на щенка, а, всё так же шипя, отбежала в сторону, Алька снова к ней, кошка от неё. Нашему счастью не было предела: мы поняли, что наступил переломный момент и велика вероятность того, что кошка всё же примет щенка. Так оно и получилось: какое–то время кошка ещё чуждалась собаки, но потом приняла её, как своего котёнка, и не только не обижала Альку, а стала ей самой настоящей матерью и телохранителем.