Книга Разбитые звезды - Меган Спунер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нам что, обсуждать каждый шаг?! – Я так его довела, что он сорвался на крик, но удовлетворения не чувствую – слишком зла сама. Ах он глупый, самонадеянный мальчишка! Сколько ему лет? Он старше меня года на два, а ведет себя так, будто у него за плечами огромный жизненный опыт. И это из-за какой-то одной победы! У него всего один талант – сражаться – и медали на груди.
– Вы прислушаетесь к голосу разума, майор?
– Если вы эти ваши заявления называете разумными, то, боже упаси, нет!
– Нет! – Теперь на крик срываюсь я. – Именно так вы всегда и говорите: нет, нельзя опять отдыхать; нет, нужно идти в гору; нет, нельзя искупаться в очищенной воде!
Мы приросли к месту и ждем, кто не выдержит первым.
– Если вы позволите, мисс Лару, – наконец говорит майор, – я сделаю все, что в моих силах, чтобы вас защитить. Так велит мне мой долг. Но я не хочу сидеть здесь сложа руки и умереть, ожидая спасательный отряд, который никогда не прилетит. И уж точно я не буду умолять вас беречь себя. Не хотите идти со мной – прекрасно! Я ухожу, а вы – как пожелаете.
– Нет. – Мне хочется влепить ему пощечину, но я сдерживаюсь и замираю. – Оставьте мне половину припасов и одеяло, чтобы их в него завернуть, и можете уходить. – И добавляю язвительно: – Освобождаю вас от чувства долга.
– Прекрасно! – бросает он со злостью.
Потом срывает с плеч вещмешок, демонстративно швыряет его на землю и, ни секунды не раздумывая, вытаскивает из него вещи и раскладывает на одеяле. Он делит все на две кучки: содержимое аптечки, упаковки с пайком, веревку. Затем укладывает свою долю в мешок и берет с собой в придачу маленькую металлическую коробку, какой-то заношенный рабочий комбинезон и дневник, который я раньше не видела. Другая кучка остается на одеяле. Мне хочется сказать, чтобы он забрал себе все упаковки с пайком, раз они ему так понравились.
Майор выпрямляется и окидывает меня презрительным взглядом.
– Желаю удачи.
Он ждет, что я трусливо подожму хвост и признаю свою неправоту. Мы оба понимаем, что он не оставит меня одну в этой богом забытой глуши; вопрос лишь в том, кто скажет это первым. Может, он и осёл, но осёл, не лишенный все же благородства: он не бросит меня умирать, только чтобы доказать, какой он умный. Я это знаю, и он знает. И когда мы смотрим друг на друга, стоя по разные стороны от расстеленного на земле одеяла, я чувствую, что это доставляет мне удовольствие. Мне такая игра знакома.
– И вам того же, – любезно отвечаю я. Могу же я теперь проявить любезность?
Я делаю из одеяла мешок, собирая уголки к середине, и неуклюже перекидываю его через плечо. Я едва не падаю, наступив изувеченными ногами на изорванный подол платья, но такие мелочи не помешают Лару показать характер. Будь на моем месте отец, он бы давным-давно ушел с гордо поднятой головой. Он бы справился с трудностями.
Вокруг меня кошмарный грязный лес, полный звуков, которые на мгновение кажутся резкими и громкими голосами и вселяют тревогу. А майор, видимо, даже ничего не замечает: должно быть, дома его окружает и не такая грязь. Когда я разворачиваюсь, он просто стоит и смотрит на меня сердитым взглядом.
Надеюсь, я сумею вернуться к капсуле до заката, хотя, скорее всего, он догонит меня раньше. За спиной ни звука, а обернуться и посмотреть, что он делает, я не могу себе позволить. Да и не важно: я знаю, что майор вернется за мной. Воображение рисует картину: он стоит и смотрит мне вслед, и больше всего на свете мне хочется увидеть выражение его лица.
Интересно, долго он продержится?
– Для мисс Лару ситуация была непривычной.
– Да. Но на войне мне уже приходилось иметь дело с гражданскими лицами.
– Ах да, разведка и исследования на Патроне.
– Так точно.
– Как держалась мисс Лару во время похода к месту крушения?
– Как мне казалось, хорошо.
– Разногласия возникали?
– Ну что вы. Мы прекрасно ладили.
Я стараюсь идти как можно медленнее, а по пути еще ломать ветки и ворошить листья под ногами, чтобы даже эта светская девица могла сообразить, в какую сторону я пошел. Слишком быстро лучше не идти, а то она не догонит. Мне даже хочется сесть на пенек и ждать ее, записать что-нибудь в дневник и перекусить. Дотерпеть, когда она вернется с поджатым хвостом, и тогда насладиться выражением ее лица.
Этот маленький бунт назревал давно, и лучше бы она устроила его на равнине: я бы за ней приглядел. Но не просить же ее подождать, пока мы не выйдем из леса!
Сплошной гонор, а лет ей сколько – шестнадцать?
Я иду уже минут десять, как вдруг слышу ее. Но не за спиной, как предполагалось. Видимо, она осталась на поляне или же ушла в другую сторону: она где-то в полукилометре от меня.
И кричит.
Я, не раздумывая, бросаюсь бежать и по привычке, неосознанно, вытаскиваю на бегу пистолет из кобуры – условный рефлекс. Как говорил сержант по строевой подготовке: «Учись быстро или вообще не учись».
Ветки хлещут по лицу и рвут одежду, когда я мчусь со всех ног через подлесок, по чавкающей грязи вдоль речки, жертвуя осторожностью ради скорости.
Шумно прорываясь сквозь ветви, подбегаю к поляне…
…И тут вижу огромного, похожего на дикого кота зверя: сильные мышцы перекатываются под рыжевато-бурым мехом, а пасть ощерена. Ни на одной планете никогда не видел такого чудища. Клыки длинные, а темные глаза светятся умом. Зверюга эта задавит меня своим весом, а мисс Лару ей вообще на один зуб.
Низко рыча, зверь передними лапами скребет ствол дерева и оставляет на коре длинные глубокие разрезы. Лилиан сидит на дереве и вопит – как она туда вскарабкалась, для меня загадка.
Я обеими руками поднимаю пистолет, зажмуриваю глаз, задерживаю дыхание, замираю. Вой обозленного зверя сливается со звуком от удара лазерного луча, и пистолет вибрирует у меня в руках.
Корчась от боли и скалясь, зверь грузно падает на землю, и в воздух взвиваются листья и клубы пыли. Секунд десять он бьется в агонии, а потом замирает. По поляне плывет смрадный запах горелой плоти и меха.
Лилиан на дереве больше не кричит: она жадно хватает ртом воздух, пытаясь дышать ровно. Я встаю и еще с полминуты наблюдаю, не шевельнется ли зверь. Потом медленно иду к нему через поляну, держа в руке пистолет. Сверху доносится облегченный выдох, и до меня доходит, что Лилиан до сих пор меня не видела. Я не могу пока о ней думать.
– Не слезайте! – кричу я. – Если не сделать контрольный в голову, он может очнуться. Он вас не тронул?
Она молчит, но, раз до сих пор не свалилась с дерева, значит, не пострадала.
Я выпускаю еще один луч зверю в голову. Потом осторожно тыкаю его носком ботинка, жду, не шелохнется ли, и, наконец, наклоняюсь ближе. Глаза его остекленели, бока не вздымаются от дыхания. Он мертв.