Книга Политика - Адам Терлвелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В принципе, я полностью согласен с доктором Ли. Но была и другая сторона. Сейчас я процитирую доктора Ли в последний раз. “Многие девушки, — пишет он, — были рады заразиться. Даже болезнь, когда она была приобретена от Мао, становилась символом почета, подтверждением их близости к Великому Кормчему”.
Неожиданно, не правда ли? Мне кажется, что мы еще не до конца понимаем венерические болезни. Иногда они могут быть весьма романтичны.
Нана и Моше были романтичны. Они были романтичны по-своему. Они любили друг друга. Они говорили, что любят друг друга. Это было правдой.
Вот как они в первый раз сказали друг другу “я тебя люблю”.
— Ты штот хотел сказать? — спросила Нана, дразнясь.
— Нет, — сказал Моше, сидя рядом с ней.
— Знаешь, — сказал он, — ты мне очень нравишься.
— Я тебе очень нравлюсь?
— Да, очень.
— И что тебе нравится больше?
— Все, — сказал Моше, — все нравится.
— Я люблю твои волосики между ног, — сказал Моше. — Цвет твоих волосиков там люблю. Люблю твои, ну, твои люблю. Я просто люблю тебя, — сказал Моше.
— Ой, — сказал Моше, — я не это хотел сказать.
Даже их первое “я тебя люблю” было неромантичным. Он сказал его по ошибке. Видите, какой я приземленный.
— Ну да, — сказала Нана.
— В смысле, так нельзя, — сказал Моше.
— Угу, — сказала Нана.
— Мы же знаем друг друга всего месяц, ну пару месяцев.
— Угу, — сказала Нана.
Честно говоря, это был романтично. Я беру свои гнусные слова обратно. Мне кажется, что можно быть с кем-то знакомым всего день или два, и все же быть уверенным, что ты его любишь. Чувствовать, что ты его любишь. Просто об этом не скажешь. Невозможно сказать ему, что ты его любишь. И то, что Моше сказал это, презрев все правила и запреты, было романтично. Первое “я люблю тебя” Моше и Наны было романтичным.
— Думаешь, мог бы? — спросила Нана.
— Что? — спросил Моше.
— Полюбить меня.
— Так вот? — спросил Моше.
— Не знаю, — ответила Нана.
— Ну и я не знаю, — сказал Моше, — возможно.
— Возможно…
— Ну как бы да.
— Что да?
— Я по-моему тебя ну вроде люблю, — сказал Моше. — Люблю по-моему.
Нана задумалась, что бы могло означать “по-моему люблю”.
— Знаешь, что ты самый милый на свете? — спросила она.
Нана считала, что Моше очень милый! Это же у нас любовная история получается!
— Да, — сказала она, — да, я тоже тебя люблю.
— Ты меня любишь, — сказал он.
— Ну, — сказала она.
— Ты меня любишь, — сказал он.
Она поцеловала его. Он поцеловал ее.
— Так значит ты, — сказал Моше, улыбаясь, — меня любишь.
— Нет, не люблю, — сказала Нана.
— Не любишь? — спросил Моше.
— Нет, — сказала Нана.
— Но я, — сказал Моше.
— Заебись, — сказала Нана.
Нана не хотела его обидеть. Она сказала ему “заебись”, и потом снова поцеловала его.
Однажды вечером Моше сидел у Наны на животе. Он согнул ноги в коленях по обе стороны от ее грудной клетки с проступавшими ребрами. Еще он тихонько посмеивался. Он пытался уговорить себя, что самое важное — оставаться спокойным. Он смотрел на свой член. Член был красный.
Нана разглядывала пурпурный член Моше. Она думала о том, как печальна смерть.
Эта глава короткая, но очень важная. Боюсь, нам понадобится еще один взгляд на сексуальную жизнь Наны и Моше. Я знаю, что вы думаете. Вы думаете, что вы уже достаточно знаете об их половой жизни. Вам хочется совсем другого. Вам хочется читать о жизни горняков на Сахалине. Или прогуляться по магазинам. Что ж, простите. Половая жизнь Наны и Моше для нас очень важна.
Нана и Моше были одни в ее квартире в Эджвере. Сначала они вроде бы хотели поесть. Но о еде как-то позабылось. После того как за кастрюлями была обнаружена Папина заначка, а в ней бутылка абсента “Хиллз”, поесть плавно перешло в выпить.
Абсент, однако, требует определенной техники пития.
Счастливая пара переворошила шкафы кухни в поисках Наниной ядовито-зеленой зажигалки. Зажигалка нашлась среди кухонных принадлежностей. Она застряла в веничке для сбивания яиц. Чтобы приготовить абсент, Нана поднесла зажигалку к ложке для салата из нержавейки. Цвет абсента повторял цвет зажигалки. Ложка стала шипеть и плеваться. Рядом стоял бело-синий пакет сахарной пудры “Тэйт-энд-Лайл” с надорванным липким клапаном. Шипел и плевался именно сахар.
Они добрели до гостиной.
Сонно-возбужденный Моше привалился к ножке дивана. Свою изогнувшуюся шею он пристроил к изогнутому диванному подлокотнику. Развалившись на белых хризантемах Уильяма Морриса, Моше выглядел таким ручным. Нана поила его абсентом из ложечки.
Это было так чувственно — девушка мечты Моше поит его с ложечки сахарно-похрустывающим теплым абсентом.
— Ну что ты смотришь, что такое? — спросила Нана.
Ответ Моше был непонятен и причудлив, это не были слова в их привычном понимании. Он издал звук, что-то наподобие “ааууыаааарр”, и улыбнулся. Нана была счастлива. Она была счастлива от того, что Моше счастлив. И от Этого наполнявшего ее счастья Нана сняла лифчик.
Она предлагала угоститься, точно.
У нее были соски с ямочками, вывернутые наизнанку. Моше встал на колени, тяжело опершись на руки, и губами оживил сосок, левый сосок Наны. Сосок выпятился наружу, шершавый, отвердевший, налившийся кровью. Он стал вроде мармеладной землянички. Ареолы вокруг сосков Наны были бледными, как и ее кожа. Соски резко выделялись на их фоне.
Моше не мог оторвать глаз. Он спросил, нравится ли ей, что он ее разглядывает. В ответ Нана улыбнулась, чуть приоткрыв верхнюю десну. И тут же поняла, что нужна реплика поудачней. Поэтому она обвила Моше рукой и притянула его к себе для поцелуя. Ее рот, хранящий вкус абсента, обжег язык Моше. Так они вместе создавали сценарий секса. Они тщательно наблюдали друг за другом. И заботливо успокаивали друг друга. Они были сосредоточенны.
Они пробовали заниматься сексом. И им это удавалось. Но была одна сложность.
Многие наивно думают, что секс — это просто. Они думают, что это животная страсть с дикими стонами и криками. Но по многим причинам секс может стать весьма каверзной штукой.
