Книга Кот, консьержка и другие уважаемые люди - Диляра Тасбулатова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И говорю:
– Товарищи! За всю длинную и непутевую жизнь такое у меня в первый раз! Раньше были только выговоры и увольнения, позорная доска, а выгонять отовсюду меня начали уже с детства – два раза выгоняли только из одного детского сада. Разве что судимостей пока не было…
Все хохочут, конечно, хлопают, но одна очень пожилая дама (по-моему, литературовед, случайно среди нас, киношников, затесалась) смотрела на меня с неподдельным ужасом.
Потом я случайно слышала их разговор с ее приятельницей-кинокритикессой.
Дама сказала:
– Какой ужас – как такой могли дать?
Та ответила, что, мол, я хорошо пишу.
Литературоведша поджала губы:
– Не верю.
– А ты почитай (сказала кинокритикесса).
– Еще чего! (ответила высокомерная дама).
А я сзади шла и говорю:
– Вы правы. На самом деле за меня пишет мой сосед алкаш по кличке Сирано. Он всем в доме что-нибудь пишет: жалобы там в ЖЭК, к примеру, письма в армию девушкам, старухам – в прокуратору, чтобы тараканов извели и крыс. Ну и мне пишет статьи. Про Брессона. Сама-то я его не смотрела и смотреть, между нами говоря, не собираюсь.
Литературоведша чуть в обморок не свалилась.
А дама-кинокритик, моя знакомая, из-за ее спины стала мне крутить пальцем у виска и рожи строить. Типа, че с нее взять-то? Че с ней спорить?
Действительно.
Всех не переспоришь.
На одном культурном мероприятии меня фотографировал какой-то мужчина.
Потом показал фото в камере.
Я сказала:
– Ой! Какой ужас!
Мужчина сказал:
– Правда? Я так плохо снимаю?
– Нет, снимаете вы хорошо, это я – ужас.
Мужчина заулыбался:
– Я уж было подумал, что я – ужас.
– Нет, я (сказала я с тайной надеждой, что он будет меня разуверять).
– Возраст (сказал он). Плюс лицо не фотогеничное.
– Плюс вес (сказала я).
– Ну да (сказал он). Но бывает еще страшнее.
– Ну да, в хоррорах. Или этот, как его, Милляр – в гриме Соловья Разбойника.
– Я ваш подписчик (сказал он вдруг).
– Но не в Инстаграме же (сказала я). Читать не так страшно, как видеть.
– Иногда и читать страшно.
– Бывает хуже (сказала я). Типо Эдгар По. Главное, чтоб без картинок. А то сегодня с картинками получилось.
Наконец он растерялся: троллинг таки удался.
Чтоб я ушла откуда-то без троллинга? Это как водка без пива – деньги на ветер.
Помните, как Довлатова в офисе «Свободы» встретил Боголюбов?
Боголюбов крикнул:
– Вот еще один безымянный узник ГУЛАГа!
(На что Довлатов сказал, что он не безымянный и что его Сергеем зовут.)
Как-то на митинге один интеллигент, показывая на меня, выкрикнул:
– Уже и киргизов достали! Вот она, молчаливая жертва ксенофобии!
Приятельница сказала ему:
– Ну, насчет молчаливая – это вы хватили.
Но интеллигент не унимался:
– Невыносимые условия труда, унижения и полная безгласность!
– Я не работаю (сказала я).
Он отодвинулся от меня разочарованно, но при этом строго спросил, как на допросе:
– А почему, собственно, вы не работаете?
– Невыносимые условия труда, унижения и полная безгласность (сказала я).
– Все равно (сказал он) работать необходимо.
– А вы где служите? (спросила я его).
– Работаю дома (ответил он сухо). Пишу роман.
– И давно?
– Лет двадцать как (ответил он еще суше).
– Доводите до совершенства?
– Именно так (сказал он высокомерно). А вы по-русски читаете?
– С трудом (ответила я). Только лозунги.
Тут поток отнес меня в другую сторону.
Как-то из одного музея выперли уборщицу – за то, что она выбросила объект искусства, приняв его за пакет с мусором.
Уборщица сказала:
– А я думала, что это был мусор!
Директор ей:
– Так это и был мусор!
– Ну, так я его и выбросила!
– А это был непростой мусор! Это был мусор знаменитого художника!
– А че он в музей с собой свой мусор носит? (спросила уборщица). По дороге, что ли, не может его выбросить?
Ну и так далее.
Выперли ее, короче.
А она прямо через дорогу пошла наниматься в Музей классического искусства.
Ее взяли, конечно, но недели через две спрашивают:
– А почему вы мусор по углам заметаете и не выбрасываете?
Она честно рассказала, за что ее с предыдущего места работы выгнали.
Директор говорит:
– У нас тут все ровно наоборот: что для них – искусство, для нас – мусор.
– А что для вас искусство – мусор для них?
Директор так и застыл: уборщица выразила концепцию современного искусства, не напрягаясь. Ясно и четко.
И повысил ее до искусствоведа, договорившись с еще одним музеем современного искусства: там она выметала мусор под музыку Шнитке.
И все балдели.
Уборщица стала важничать и говорить товаркам, что она теперь сама – объект. Искусства типа.
На что ей соседка, тоже уборщица, баба Маня, сказала:
– Дура ты, а не объект.
Несколько лет назад Фильмофонд в Белых Столбах возглавил некий Бородачев, откуда-то из Туркмении. Номенклатура и большой начальник то ли стройки, то ли молочного и одновременно мясного завода.
