Книга Ангелополис - Даниэль Труссони

– Я как раз подумала, что вы узнаете его, – проговорила Анджела, раскрывая артефакт.

Внутри оказалась золотая курица с граненными в виде розеток алмазами вместо глаз. Она нажала на клюв, и птица разделилась на две половинки, открывая ряд стеклянных фиалов.

Выражение на лице Персиваля Григори из удивления перешло в смятение, потом в ярость, но голос остался спокойным.

– Как оно попало к вам в руки?

Исследовательница победоносно улыбнулась.

– Вы следили за нами, но и мы наблюдали за вами. Нам известно, что Годвин брал образцы крови.

Приподнимая флаконы один за другим, Анджела прочла ярлыки:

– Алексей, Люсьен, Эванджелина.

Если б не нотка боли, прозвучавшая в голосе женщины, когда она произносила имя собственной дочери, Верлен мог бы усомниться в услышанном. Если Эванджелина была известна нефилимам с самого детства, что могут они учинить над нею теперь, когда она находится в их руках?

Поставив бутылочки обратно в яйцо, Анджела закрыла его.

– Зачем именно вам нужны эти образцы?

– Если вы действительно хотите понять, присоединяйтесь к нам, – заметил Персиваль. – Вашей работе самое место в Ангелополисе.

– Нет, – проговорила женщина, доставая из кармана другой шприц. – Я придерживаюсь иных представлений о собственном очищении.

Пленник посмотрел на блеснувшую в ее руке иглу, и глаза его сузились.

– Что это?

– Содержащая вирус суспензия. Поражает крылатых существ – птицы и нефилимы проявляют к нему особую чувствительность. Я создала его в собственной лаборатории посредством мутации известных штаммов вирусов. Он похож на грипп. У человека от него заболит голова и поднимется температура. Но если заразить им популяцию нефилимов, начнется массовое вымирание, какого не было со времен Потопа.

Женщина поместила шприц к свету, высветив зеленую жидкость, и легонько покружила им в воздухе, словно вино в бокале.

– Можно назвать его биологическим оружием. Но я вижу в нем средство выровнять баланс сил.

В глазах Анджелы блеснул злой огонек, и Верлен подумал, что она сумела переломить ход допроса в свою сторону. Персиваль Григори вновь находился в ее власти.

Помедлив, исследовательница со шприцем в руке шагнула к ангелу. С растущим чувством тревоги Верлен осознал, что ему не стоило смотреть кассету, не следовало становиться свидетелем последней встречи Анджелы Валко с собственным отцом. За прошедшие после съемки десятилетия вирус, находившийся в ее шприце, поразил 60 процентов нефилимов, с безжалостной эффективностью убивая их и калеча. Разразившаяся эпидемия оказалась настолько сильной, что в обществе многие даже шутили: хворь была ниспослана с небес, чтобы помочь им в работе.

Однако мужчине была известна жуткая, еще неведомая самой Анджеле истина: ее персональный поединок будет проигран. Ангел расскажет ей собственные секреты, но будут последствия. Буквально через несколько дней после съемки этого фильма женщина расстанется с жизнью.

Третий круг

Обжорство

Ангелополис, Челябинск, Россия

Доктор Мерлин Годвин отметил тяжелое дыхание Эванджелины, вялое шевеление ее век, выражение отчаяния, всякий раз появлявшееся на лице в те короткие мгновения, когда к ней возвращалось сознание. Бедняжка казалась ему высушенной на солнце стрекозой. В последний раз он видел ее маленькой девочкой, смотревшей на него с любопытством. Он потратил двадцать пять лет на ее поиски. Теперь его мечта сбылась.

– Ну-ну, давай-ка попьем, – проговорил он, когда она снова открыла глаза.

Годвин с улыбкой полил водой ее губы, дав струйке просочиться на подбородок. Наркотики действовали вполне эффективно. Даже если сейчас развязать путы, у нее не хватит сил повернуть голову.

– Ты не помнишь меня? – шепнул он, погладив пальцем ее руку.

Когда стало ясно, что Эванджелина не имеет ни малейшего представления о том, кем он является, Годвин добавил почти шепотом:

– Это было давно, но ты, надеюсь, помнишь, как приходила ко мне на прием с матерью.

По просьбе Анджелы Валко Годвин сам проделал все необходимые исследования, оговорив только, что станет принимать Эванджелину, когда в лаборатории, кроме них, никого не будет. Посему они часто встречались рано утром или поздно вечером, когда сотрудники расходились из здания. Годвин сам обследовал Эванджелину, измерял пульс, прослушивал дыхание. Когда пришло время брать кровь, мама придерживала дочь, трепетавшую при виде погружавшейся в вену иголки. Он не мог не растрогаться при виде Анджелы Валко, которая была известна своим хладнокровием в самых тревожных ситуациях. И вот она придерживала свою дочь, успокаивала трепещущую девочку, когда из вены в шприц хлынула алая кровь. Клиническая природа всей процедуры успокоила мать, но не малышку. Годвин видел, что она во власти страха, присущего не маленькой девочке, но попавшему в клетку дикому зверьку.

Во время каждого обследования Анджела сосредоточенно наблюдала за процедурой, и ученый не мог сказать, обеспокоена она или ей просто любопытно… Или же хочет обнаружить в крови нечто интересное. Однако лабораторные результаты ничего необычного в себе не несли. И все же Годвин сохранял образчик от каждого исследования, снабжая их ярлычками и помещая в свой медицинский ящик.

– Твоя мать сама настаивала на осмотрах, – шепнул он, промакивая каплю воды, оставшуюся на подбородке Эванджелины. – И хотя она проявляла вполне разумную заботу о твоем благополучии, трудно понять мотивы, побуждающие женщину подвергать свое дитя столь подробному изучению. Впрочем, конечно, она могла быть и не совсем человеком…

Пленница попыталась заговорить, несмотря на действие одурманивавших препаратов. И хотя голос ее был едва слышен и она не была способна сфокусировать взгляд, Годвин понял произнесенные ею слова.

– Моя мать была человеком.

– Да, однако нефилимистическая тенденция может проявиться в организме людей, подобно раку, – проговорил он, подходя к столу с медицинскими инструментами.

Ряд скальпелей разной остроты словно бы дожидался каждый своего часа. Выбрав один – не самый острый, но и не самый тупой, – Годвин возвратился к Эванджелине.

– Вы обе, ты и твоя мать, кажетесь людьми, но ангельские качества – как бы это сказать? – могли процвести в вас черным и ядовитым цветком. Никто не знает, почему так случается, и случаи трансформации рожденного человеком существа достаточно редки, но подобное в прошлом случалось.

– А если перемена произошла? – спросила женщина.

– Я был бы рад увидеть, как это происходит, – проговорил Годвин, крутя пальцами скальпель.

Некогда он был самым способным студентом Анджелы, первым в своем возрасте удостоенным собственной лаборатории и единственным личным поверенным. Чего она не учла, что он не позволил ей заметить, – это степень своего честолюбия.