Книга Здравствуй – Прощай - Игорь Афонский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Особенно нужно отметить солистов, не тех, кто капусту солит, а кто выступает один, например, под гитару. Мишка-«москвич». Это стильно подстриженный шатен, с бугристым носом. Он называл себя «байкером» и «металлистом», но так как все его металлические атрибуты остались в прошлом, за порогом первой полковой бани, то эти прозвища к нему не прижились.
Уже никто не помнит его копну волос и одежду только чёрного цвета. От всей этой «гражданской жизни» чудом сохранилась только шестиструнная гитара. Мишка был отчаянный человек, за словом в карман не лез, энергия так и била из него, неудивительно, что гитару он отстоял. Пел он замечательно, играл на ней бесподобно. Мог танцевать, но этого от него никто не требовал. Он знал много песен! Как его слушала аудитория! Трепетно и внимательно! Его не хотели отпускать со сцены! Песни Александра Розенбаума: про казаков, «Вальс Бостон» — на «бис!». Первый концерт в одночасье показал — взошла новая звезда войсковых подмостков!
Мишка-повар был родом из белорусской глубинки. Такого количества веснушек на лице вы не увидели бы ни у кого на белом свете. Его мечтательный васильковый взгляд всегда блуждал в поиске чего-то, должно быть скучал по своему Полесью.
Он являлся дежурным поваром, ночным сменщиком, и вообще, какой-то второстепенной фигурой на полевом стане. От него не зависело распределение всяких благ, таких как сгущенное молоко на утренний кофейный напиток или свежие овощи для салатов на офицерский стол. От него мало что зависело, но работы в ночную смену от этого меньше не было. Короче, он был обычным кашеваром!
«Знаете, сколько банок сгущенного молока выходит на приготовление утреннего напитка для учебного полка в полевых условиях?
— Не знаете! Из расчетов каждодневной нормы около двух ящиков, то есть девяносто шесть банок».
Такое количество пустых банок под наблюдением старшего прапорщика выбрасывается или закапывается в мусорную яму. Это патока, молочная сладкая река, которая после розлива достаётся каждому в виде неполной кружки какао или эрзац-кофейного концентрированного напитка. После кружку разбавляют крутым кипятком и пьют двойную дозу. Многие ухитряются слить молоко в специально приготовленные котелки во время вскрытия консервов. Самые опытные меняют банки, оставляя пустые для отчёта. Это было безобидное, но регулярное похищение со стороны взводов, стоящих на кухне дневальными, и всегда соблюдалась очерёдность, равномерность его распределения. Так вот, Мишка всегда закрывал на это глаза, никогда не подставлял солдат, помогал, иногда делился хлебом и хорошим чаем.
Основным даром жизни он считал свой драгоценный сон. Спать он мог всегда: на ходу, в палатке, на раздаче. Вот выдалась свободная минута, он уже в царстве Морфея, потом блеснёт удивленно взглядом, брызгает эдаким лучом света, выскажется о чём-то энергично, и опять погружение в сон! Из-за этого ему доставалось от Рашида, первого повара, многообещающего молодого узбека, который готовил для офицеров и имел право гонять всех подряд на кухне.
«Вы себе представить не можете, как нелепо выглядел этот белорус в своей солдатской форме!»
А это оттого, что он мало её надевал, и хранил её, где попало. Достаточно только вообразить гнома «Эхо» из детского мультфильма в панаме цвета хаки со свисающими полями, в гимнастерке невзрачного цвета пятен от жиров и в сапогах невероятного размера. Такой гном выползал из своего укрытия во время ночных, учебных тревог в полку. А в период, когда был дан приказ усилить рубежи и объекты повышенного значения, такому гному выдали автомат, накрыли его бронежилетом и поставили в оцепление на ветке железнодорожного вокзала. Ждали прорыва бандформирований в этом районе. По прошествии четырёх часов никакого прорыва не последовало, или некому было об этом сообщить, но все устали, и хоть бери голыми руками такое «усиление», остатки ночного дозора.
Утром оказалось, что враг был остановлен на подступах и уничтожен нашей артиллерией. Тогда оцепление снимали. А Мишка дослужил свои несколько оставшихся месяцев и уехал в родную деревню, поднимать хозяйство, а, впрочем, никто не сомневается, что лучшее своё время он проведет во сне.
«Счастливого тебе «дембеля», наш Мишка!»
Из оповещения взводного командира:
«Бойцы! В учебный курс молодого бойца входит несколько недель полевого выезда! К таким мероприятиям мы долго готовимся, много об этом говорим или просто ждём! Сегодня ночью отрабатываем тревогу!
— Итак, например, отрабатывается по ночам выход по «тревоге»! В момент, когда звучит сигнал, все сматывают матрацы с постелью, хватают вещмешки, получают в оружейной комнате своё оружие и покидают территорию, продвигаясь в якобы назначенный район. Если «тревога» учебная, то матрацы остаются свёрнутыми на койках, если с проверкой или с выездом, то берётся всё с собой!»
Назначенный объект может оказаться пустырём, с хранящимися там брёвнами леса, которые предназначены на дрова. Поднятые по «тревоге» солдаты валились на эти брёвна и, глядя на бесконечность ночного неба, предавались мечтам, обязательно вслух! Курили сигареты, передавая жалкий «бычок» от папиросы для очередной затяжки друг другу.
Чаще удивлялись гармонии жизни, не искали в чём-то смысл, а именно испытывали дикий трепет в сопереживании с бесконечностью. Дым в безветренную погоду поднимался прямо в небо, становился частью этого целого, рассасывался, замолкали и разговоры, притихали и мечты.
«Да, анаша в небольших дозах творит чудеса!»
Дают «Отбой тревоги», все встают, собираются и уходят вытряхивать в казармах свои одеяла.
Однажды «тревогу» объявили перед подъёмом, батарею ждали машины с зачехлёнными кузовами. Впереди полевой палаточный городок! Дорога петляла узкими улочками пригорода, светофор остановил машины у средней школы, построенной в стиле тридцатых-сороковых годов. Узбек, до этого спокойно сидящий сбоку, вдруг зацокал языком, увидев старшеклассниц.
— Девушка!
А дальше на местном наречии долго и лирично высказался солдат. Девчонки весело засмеялись, но ничего не ответили.
— Я им лунный свет, обещал в покрывало соткать, только пусть хоть одна меня ждёт! — так задумчиво сказал Урзаев, он ещё долго был под впечатлением от неожиданной встречи, качал тоскливо головой, такой неправильной, ярко выраженной азиатской формы. В чём выражается такая форма? Обычно ребенка в раннем возрасте крепко пеленают, и голова запрокинутая почему-то обязательно должна лежать на твердом дне детской люльки, поэтому принимает соответственную форму. Нельзя не согласиться, что впоследствии и тюбетейку легко носить.
Младший сержант Орлов, надев темные очки и выставив ногу в экспериментальном сапоге на борт, лихо заломил панаму на затылок, поднял автомат:
«Рейнджер!».
Он рисковал потерять головной убор, порывом ветра его унесло бы в пыль, лежащую вдоль обочины. Но ему повезло: образ сержанта останется в памяти подчиненных, ничем не омраченный, тем более таким пустяком.
