Книга Тонкая нить предназначения - Наталья Калинина

Так неудивительно, что всего лишь за двадцать минут разговора с девочками, незнакомыми, но оказавшимися такими близкими, Олеся успела «влюбиться» в них. Ирина показалась ей настоящей красавицей. Было что-то цыганское, вольное, буйное в ее угольных глазах, иссиня-черных волосах, зачесанных в высокий хвост, резких движениях рук и шумливости. Остальные девочки тоже показались ей красивыми, несмотря на физические недостатки. У Светы оказались васильковые глаза, огромные, с совершенно недетским выражением смиренности, и льняного цвета волосы. Она была похожа на нежную принцессу из сказок, ту, которая бы почувствовала под двадцатью перинами крошечную горошинку, если бы на самом деле ее ноги не утратили чувствительности. И именно Света из всех них оказалась самой сильной духом. Она не ходила с рождения, но, несмотря на страшный диагноз, не теряла надежды когда-нибудь встать на ноги. И не просто встать, а танцевать – так, как она это видела в своих снах. Настя не могла усидеть на месте, вскакивала, размахивала руками, изгибалась телом, будто постоянно искала более удобное положение. Но при этом у нее была такая солнечная и счастливая улыбка, которой невозможно было не заразиться. Именно улыбка отвлекала внимание и от асимметричности тела, и от нездоровой непоседливости, и делала невыразительное личико девочки симпатичным. Маша была чуть полновата и выглядела несколько старше своего возраста из-за «взрослого» каре и женственной плавности в движениях плеч и рук. Когда она сидела, создавалось обманчивое впечатление, что девочка абсолютно здорова. Над своей «утиной» походкой она смело подтрунивала, говоря, что «мечтает» стать манекенщицей. Вика, единственная из всей компании, оказалась молчаливой и не задала Олесе ни одного вопроса. Она сидела на своей кровати по-турецки и, казалось, была погружена в собственные мысли. Ей было десять лет, но выглядела она шестилетним нездоровым ребенком – маленькая, худенькая, с ручками-прутиками, которые, казалось, не могли бы удержать и ложку, с крошечным личиком и немного навыкате глазами неопределенного цвета. Не отреагировала она даже на звук распахнувшейся двери и сильный голос, заставивший Олесю вздрогнуть от неожиданности:

– На обед!

Мгновением позже в комнату вошла немолодая высокая женщина с короткой стрижкой и в брючном летнем костюме. Быстро оглядев спальню, женщина остановила взгляд на Олесе.

– Зимина?

Девочка молча кивнула.

– Я – Алла Степановна, воспитатель. Правила тебе уже рассказали?

Олеся растерянно оглянулась на своих товарок, ища у них поддержки. Рассказали ли ей о правилах?

– Мы расскажем, Алла Степановна! – бодро, ничуть не робея перед воспитательницей, ответила Ира. – У нас времени не было. Олеся только приехала.

– Ну, хорошо. Стройтесь на обед. Чтобы через полминуты были готовы.

Воспитательница вышла, и вместо нее в комнату вошел мужчина, одетый в трикотажный спортивный костюм. Он с грохотом вкатил в комнату грубое инвалидное кресло и ловко пересадил в него Светлану. Остальные девочки выстроились парами: рядом с инвалидным креслом поставили безучастную Викторию, следом встали Настя с Машей и, последней, Ирина.

– Ты пойдешь со мной, – скомандовала она Олесе. Та не возражала: эта бойкая девочка, в которой жизнь искрила фейерверком, нравилась ей все больше и больше.

Жизнь в санатории оказалась размеренной, но насыщенной. Помимо их группки из шести человек, в пансионате находилось еще восемнадцать детей разного возраста и с разной сложности заболеваниями. Всего двадцать четыре пациента возрастом от шести до пятнадцати лет: двенадцать девочек и столько же мальчиков. Четыре палаты по шесть человек. Подъем в семь тридцать, десять минут отводилось на умывание, затем пациенты выстраивались в своих спальнях парами, и воспитатели выводили их на завтрак в столовую, которая находилась в ближайшей к главному зданию постройке. Таких домиков, в которых при первых владельцах находились усадебные службы, реставрированных и перестроенных под нужды современных детей-пациентов, было около двадцати. Часть строений занимали процедурные, массажные кабинеты, водолечебницы, оставшиеся домики предназначались для персонала. В главном корпусе, в котором при реставрации удалось удачно совместить старину с современностью, на первом этаже располагались кабинеты главного врача и директрисы, комната для медсестер, а также небольшой гимнастический зал. Комнаты воспитателей находились на втором этаже, рядом со спальнями пациентов. Левое крыло здания занимали мальчики, правое – девочки. Возле одной лестницы был обустроен подъемник, на котором каждое утро спускали в инвалидных креслах Свету и еще одного мальчика лет десяти, имени которого Олеся так и не узнала.

После завтрака, который разнообразием не баловал, детей опять строили и вели на процедуры. Время до обеда между приемами ванн, массажами и лечебной гимнастикой проходило быстро. Затем – обед и тихий час, во время которого воспитатели строго следили за тем, чтобы их подопечные спали или лежали с закрытыми глазами. Запрещалось даже читать книгу в постели, что для Олеси, редко засыпавшей днем, было настоящим наказанием. Но потом наступал полдник, который девочка очень любила: давали вкусные булочки или пирожки, а к ним – чай или компот. Затем, если не было дождя, детей выводили к реке. Усадьба стояла на крутом берегу, и к воде можно было спуститься по крутой тропинке, но маленькие пациенты шли другой дорогой, пологой, в обход. У реки дети на маленьком пляже, который принадлежал санаторию, принимали солнечные ванны. Воспитатели под руководством врача и двух медсестер строго следили за временем и командовали, когда следовало перевернуться. Если было безветренно, то устраивали недолгое купание. После прогулки до ужина было «свободное время». Олеся чаще всего отправлялась в библиотеку. Ее соседки гуляли по территории или проводили время в игротеке за настольными играми и рисованием. А после отбоя, когда уже все лежали в своих кроватях, наступал особый час – час историй. Страшных, грустных или сказочных – зависело от общего настроения и того, кому выпадала очередь рассказывать. Рассказчицами выступали старшие девочки: Олеся пересказывала прочитанное, Маша оказалась кладезем анекдотов и шуток, а Ирина была признанной Королевой ужаса. Истории, рассказываемые Ириной с артистичным мастерством, пробирали до костей и частенько трансформировались в кошмарные сновидения. Но отказаться от них было невозможно: девочка обладала не только артистизмом и талантом рассказчицы, но и буйной фантазией. Это были не всем известные «страшилки» про черную руку и гроб на колесиках, это были истории, так или иначе связанные с санаторием. Ирина подмечала любую мелочь в обстановке и в своих рассказах находила ей удачное применение, знакомые всем вещи или события умела показать с другого ракурса, развернуть темной стороной и дать всему происходящему правдоподобное объяснение. Она не только сочиняла «ужастики», но и придумывала новые подробности к уже рассказанным, отчего те превращались в настоящие сериалы. Одной из любимых историй девочки был «сериал» про злодеяния «медсестры смерти», которая ходила по коридорам санатория в коротком белом халате, накрахмаленной косынке с вышитым надо лбом красным крестом и шприцем в кармане. В шприце вместо лекарства или витаминов был яд. Медсестра дожидалась, когда все пациенты уснут, и обходила палаты, выбирая новую жертву.