Книга Ягодное лето - Катажина Михаляк

Габриэла хлюпала носом, прижимаясь к Стефании изо всех сил, и благодарила в глубине души своих неизвестных родителей за то, что они подкинули ее именно этой женщине, в которой было столько любви. Маленькая девочка стала утешением Стефании, ее отрадой и смыслом жизни, с того дня, как она появилась, Стефания смирилась со своей судьбой. Но ждать не перестала.

Теперь они обе склонились над старым альбомом, с нежностью разглядывая довольно мутные фотографии: вот Габриэль – молодой, симпатичный мужчина в камуфляжной куртке, с бело-красной повязкой на плече, опирается о стену старого каменного дома и смотрит в объектив прямым, ясным взглядом. А вот тетя сразу после войны, на развалинах Старого Места, в залатанной юбке и таком же драненьком плащике. Грустная и погасшая, выглядящая старше своих лет, но все же пытающаяся улыбнуться фотографу.

Пара фотографий с тех, еще довоенных времен – и настроение меняется, словно по мановению волшебной палочки. Камень, лежащий на сердце у Габрыси, исчезает, потому что на этих фотографиях Стефания молодая и счастливая. Машет рукой, стоя на балконе дома, принадлежавшего ее родителям, того самого, в котором теперь у нее двухкомнатная квартирка, бывшая дворницкая. А вот еще раньше: десятилетняя Стефания в темной амазонке оседлала небольшого коня и победно улыбается, салютуя хлыстиком, а рядом с ней, на гнедом жеребце, подросток Габриэль смотрит куда-то поверх головы фотографа.

И самый любимый снимок Габрыси: Стефания с родителями и старшими родственниками на дворе прекрасного дома. Это вилла «Ягодка», названная так в честь бабушки Стефании. Ее Стефан и Ягода Марывильские получили в качестве свадебного подарка. Место дивных воспоминаний. Место утраченного детства.

Тетя говорила о «Ягодке» с такой же теплотой и грустью, с какой вспоминала своего мужа.

Самым большим и заветным желанием Габрыси, помимо желания «быть как все», было желание найти либо эту виллу «Ягодка», либо Габриэля, а еще лучше – и дом, и мужчину сразу.

И на самом деле первое – найти дом – исполнить было бы не так трудно, ведь не мог же он взять и просто испариться и исчезнуть с лица земли. Если бы только тетя захотела сказать, в каком месте он находился. А она, по непонятным для Габрыси причинам, хранила это в глубокой тайне. И всегда в ответ на Габрысины просьбы следовал один и тот же ответ:

– Я не хочу смотреть на руины моего детства…

– Но, тетя, – каждый раз начинала убеждать ее Габриэла, – ведь «Ягодка» может находиться и в отличном состоянии, может быть отреставрирована, стоит себе беленькая и прекрасная, как на тех фотографиях.

– И по ее комнатам бегают дети нового хозяина, да? По комнатам, в которых когда-то были счастливы мои бабушка и дедушка, потом мои родители, а в конце и я? У нас отобрали поместье, отобрали леса и поля, отдали кому-то просто так, за ломаный грош, а я должна восхищаться белыми стенами?

– Ну, тогда, может быть… может быть, наоборот: поместье в развалинах, нуждается в восстановлении, ремонте, ждет тебя?

– И что я могу для него сделать? Изразцы печные?! Потому что только на это моей посткоммунистической пенсии и хватит! Да у меня бы сердце разорвалось, если я увидела свой родной дом в руинах!

– Но я бы хотела его увидеть, раз ты не хочешь, – робко просила Габриэла.

– После моей смерти. Станешь наследницей – и «Ягодка» перейдет в твои руки.

И все, конец дискуссии. Всегда одно и то же.

Сегодня, однако, Габрысю осенила вот какая идея: через пару дней начинается то телешоу, или что там будет, в котором она должна была принимать участие. Если она выиграет – она получит двести тысяч злотых, такую обещали награду победителю. До этого момента она не могла ничего предлагать своей дорогой опекунше. Что было бы, даже если бы она нашла то место, где родились родители тети и жили ее бабушка и дедушка? Если бы она нашла «Ягодку»? Она просто поехала бы туда, посмотрела бы с грустью на останки поместья и с еще большей грустью – на дом, стоящий в руинах или заселенный счастливыми новыми владельцами. А потом просто вернулась бы в квартиру на Мариенштате и ни словом не обмолвилась бы о том, где была и что видела.

А вот теперь – конечно, при условии, что она выиграет – у нее будет некий капитал, пусть и не очень большой, с которым можно что-то начинать. Его может хватить на покупку «Ягодки», на первый ремонт, чтобы домик не развалился раньше времени, пока Габрыся заработает или раздобудет необходимые деньги на капитальный ремонт.

Теперь о «Ягодке» можно было начинать мечтать по-настоящему. Можно было ею завладеть. Для тети.

И впервые с того момента, как она встретилась с гномом-оператором на улице Радома, Габриэла очень захотела, чтобы это шоу было настоящим.

Она юркнула в свою комнатку и там вытянула из конверта листок с приглашением на инаугурацию. Надо сказать, выглядело оно солидным и очень настоящим.

Габриэла решила глянуть, что об этом говорится в Интернете.

И онемела.

Оказывается, программа «Чудовище и красавица» была хитом! Подготовка, отборочный тур, голосование за кандидаток – оно шло уже несколько недель, и им жила вся Польша! На форумах шло горячее обсуждение, люди спорили и делали ставки на кандидаток. Габрыся чуть со стула не упала, когда на официальной страничке этого шоу «космических метаморфоз» узрела… собственное изображение!

Да, саму себя, слегка кривенькую, потому что стояла на больной ноге, на костылях, в сползших очках и с волосами, собранными в какой-то непотребный пучок.

И она не могла не признаться в этом самой себе: она была самой ужасной из всех претенденток на титул. Остальных выбрали, вероятно, только для количества – никакой реальной конкуренции в безобразии Габриэле они составить не могли.

Она слегка пришла в себя от шока и начала читать многочисленные хвалебные отзывы о ее «красоте»: «Она и вправду кошмарна! Она ДОЛЖНА победить!» или «Габрысю в президенты!»

Вторично придя в себя от шока, она открыла раздел «Регламент конкурса».

И опять онемела.

Оказывается, этот конкурс был международным (она должна была вообще прочитать это еще тогда, когда подписывала договор о своем участии). Победительницы из разных стран должны были встретиться на гала-шоу общемирового масштаба, и уже там происходили выборы «королевы красоты». Со всеми атрибутами такого конкурса: танцами, вечерними платьями, купальниками, вопросами от жюри и заранее заготовленными ответами участниц. Если бы Габрысе удалось победить в первом этапе, то есть в своей родной Польше, она получила бы свои двести тысяч. Габрыся жадной не была – весь мир ее не интересовал, хотя награда в мировом конкурсе была в два раза выше.

Она читала дальше: «…превращение из Чудовища в Красавицу происходит на Кипре». Вау! Кипр! Габрыся очень любила Кипр, хотя никогда там не бывала. «…в клинике Св. Патрика, где в распоряжение участниц предоставляется целый корпус. Участницам не разрешается пользоваться зеркалами (чтобы они не могли оценить результаты до финала), в палатах также зеркал не будет (окна будут забиты досками). Каждая участница пройдет через ряд пластических операций…»