Книга Главная роль Веры Холодной - Виктор Полонский

– В самую натуральную! – подтвердил официант.

На Бородинском поле Вере бывать не приходилось, но «Войну и мир» она прочла, хоть и со скрипом, потому что уж больно нудно, никакого сравнения с «Анной Карениной», будто совсем другой человек писал. Если строить Бородинскую панораму в натуральную величину, то придется добрую четверть Москвы снести, от Чистых прудов до самой Красной площади. Но желания спорить с официантом не было, да и времени тоже. До дома Товарищества печатного дела на Чистопрудном бульваре, в котором находился ресторан «Прогресс», отсюда было не менее пяти минут спокойного ходу, а торопиться или опаздывать Вере не хотелось. Она вообще не любила опаздывать и в девичестве поражала своих кавалеров (в том числе и Владимира), настроившихся на длительное ожидание, своевременными приходами на свидания. А как же иначе? Иначе неуважительно получается, особенно если опаздываешь нарочно, чтобы набить себе цену. Как набьешь, так и спустишь.

Вера шла по тротуару и думала о том, что людям пора уже перестать гордиться военными победами и вообще перестать воевать друг с другом. Бородино, Аустерлиц, Ватерлоо… Победы и поражения, смерть и слезы, страх и боль… Человечество вступило в двадцатый век от Рождества Христова. Прогресс… Цивилизация… Пора бы уже и поумнеть, ведь от войн никому не бывает ничего хорошего, ни победителям, ни побежденным. Лучше решать все споры мирным путем, а если что-то никак решить не удается, то вместо войны правителям лучше устраивать шахматные турниры. Да-да, именно так – сесть и сыграть партию. В сущности, та же война, только без крови, смертей и слез. И шпионить друг за другом надо прекратить, только чтобы по-честному – сразу и всем вместе. И тогда во всем мире наступит благодать…

Вкусный кофе, не менее вкусный пряник и хорошая погода очень располагают к покойным, миролюбивым мыслям.

Толпу у входа в ресторан Вера углядела издалека и невольно ускорила шаг. Толпа – это происшествие, а происшествие у дверей ресторана, в котором тебе назначена встреча, да еще и столь таинственным образом, ничего хорошего не сулит. Все совпадения – обман, все случайности преднамеренны, и само собой ничего не происходит, просто не всегда удается сразу же разглядеть руку кукловода, прячущегося в тени…

– Ванька еще и отъехать не успел, как к энтому господину подошла дама, – громко, на всю улицу, рассказывал кто-то заслоненный спинами зевак, – худая такая, непредставительная, но росту высокого, не менее семи вершков. Остановилась и тут же дальше пошла, к Покровским воротам, а он упал…

По мощеному тротуару змеилась тонкая ленточка крови. Запахнув поплотнее дульет и покрепче прижав к себе сумку, Вера боком протиснулась между стоявшими и увидела Мейснера, лежавшего поперек тротуара в вольготной позе отдыхающего – навзничь, правая рука откинута в сторону, левая лежит на груди, голова повернута, глаза прикрыты. Даже здесь, на шумной улице, в окружении людей, от этого зрелища веяло покоем.

Вечным покоем, потому что левая рука Мейснера не просто лежала на груди, а держалась за рукоятку какого-то оружия, кинжала или стилета, и на первый взгляд могло показаться, что несчастный сам себя заколол. На черном пальто крови не было видно, да и на тротуаре ее было совсем чуть-чуть, но Вера сразу же почувствовала ее запах. Запах крови, запах смерти. Точно так же пахло, когда в Сокольниках убили Машеньку.

В том, что Мейснер мертв, не было сомнений. Он не дышал, не стонал, не двигался, не хрипел и вообще ничего не делал. Лежал, словно сверженная с постамента статуя, и придерживал орудие убийства, чтобы его никто не украл.

Свет померк в Вериных глазах. Она пошатнулась, но упасть не упала, потому что сзади ее подхватили чьи-то крепкие руки.

– Дожили, уже средь бела дня убивают, – донеслось откуда-то издалека. – Прогресс!

«При чем тут прогресс?» – успела подумать Вера, перед тем как окончательно провалиться в небытие. О том, что так называется ресторан, она забыла. Она вообще обо всем забыла. Но ненадолго.

7

«На металлургическом заводе Гужона обнаружено хищение меди, стали и железа на сумму свыше 15 000 р. Удалось выяснить, что похищенные металлы вывозились из завода по подложным накладным, сфабрикованным конторским служащим Федоровичем. При обыске в квартире Федоровича было найдено более 50 подложных накладных, поддельные печати и прочие компрометирующие его принадлежности для подделки документов. По результатам обыска Федорович арестован и уже дал первые показания, назвав своих сообщников, имена которых в интересах следствия не предаются огласке».

Ежедневная газета «Утро России», 11 апреля 1912 года

– Вы простите, но такого просто не бывает! Не бы-ва-ет! Резиденты никогда не пачкают своих рук, у них для этого достаточно помощников. А если помощников нет, то найдутся деньги для того, чтобы нанять убийцу, уж что-что, а в средствах эта публика никогда стеснения не испытывает. К тому же нет сомнений в том, что Мейснера убил тот же, кто убил и Мирского-Белобородько, или же их обоих убили по приказу одного и того же человека. Но мы ведь уже говорили о том, что госпожа Цалле никогда бы не стала травить кого-то в «Альпийской розе» во время раута! Это совсем не по-немецки – убивать человека на улице, на глазах у множества людей…

– А как по-немецки убивают? – поинтересовалась Вера.

– Тихо и незаметно! – ответил Немысский. – Об этом, мы, помнится, тоже говорили, Вера Васильевна. Мейснер снимал комнату в доме Михайлова, на углу Гороховского и Токмакова. Тот еще дом, внизу – монополька[30], наверху какие-то подозрительные личности обитают и никому ни до кого дела нет. Там спокойно можно человека зарезать, и, пока дух не пойдет, никто и не хватится. Опять же, можно зарезать и в переулке, по выходе из дому, там гораздо сподручнее, чем на Чистых прудах в тридцати шагах от городового. Да мало ли где еще можно убить в Москве человека!

Слушать штабс-ротмистра было страшно и как-то дико. Вера привыкла считать, что живет в спокойном, приличном, вполне безопасном для жизни городе и, несмотря ни на что, не хотела расставаться с этой иллюзией. Если утратить все иллюзии, то как тогда жить? Обольщаться – это так приятно…

– Чему вы улыбаетесь, Вера Васильевна? – удивленно спросил Немысский. – Разве я что-то смешное говорю?

– Простите, это я так, своим мыслям.

Вера посмотрела в окно на недавно построенный католический собор Непорочного Зачатия Пресвятой Девы Марии и подумала, что во множестве остроконечных высоких шпилей есть своеобразная красота. Здание получается легким, воздушным.

Московское отделение контрразведки переехало с одной окраины на другую, прямо противоположную, с Вороньей улицы на Малую Грузинскую. И особняк был другой, тоже в два этажа, но побольше. Немысский как начальник занимал просторный кабинет во втором этаже. Ничего особенного, обычное канцелярское помещение с простой, недорогой мебелью, но по стенам висели гравюры с изображением лошадей, и от этого создавалась какая-то домашняя, неприсутственная атмосфера.