Книга Главная роль Веры Холодной - Виктор Полонский

«Но не выбрал, и слава богу, – подумала Вера. – Должно же мне хоть иногда везти».

– Интересно, какой поэт подбирал ему псевдоним? – продолжал Немысский. – Мы с вами сразу уцепились за английский перевод и совершенно не подумали о немецком. А о нем надо было подумать в первую очередь! «Фалтер» по-немецки – мотылек, бабочка. Мужской род – шершень, оцените поэтичность, Вера Васильевна. Немцы вообще очень поэтичная нация, хоть принято считать иначе. Знаете, как они называют кистень с шипами? У нас просто кистень и кистень, а у них – «моргенштерн», утренняя звезда! А вы любите поэзию?

– Люблю, – улыбнулась Вера и зачем-то добавила: – Но театр я люблю больше.

Прощаясь, Немысский сообщил Вере, что его переводят в Петербург, и добавил, что надеется еще с ней увидеться. Вера подумала, что он сказал это просто так, обычная вежливая формула, не более того, но ошиблась…

О новом театре-кабаре «Летучая мышь» говорила вся Москва. Не столько даже о самом театре, сколько о смелости его владельца Никиты Балиева, променявшего место в труппе (и далеко не последнее место!) Художественного театра, на ненадежное со всех сторон коммерческое предприятие. «Театр – это театр, а кабаре – это кабаре», – сказала Вере тетя Лена. Примерно того же мнения придерживались и остальные корифеи сцены. Нельзя смешивать величественное с низменным, получится черт-те что.

Получилось на удивление хорошо. Вдобавок к актерским способностям у Балиева явно имелись и коммерческие. Собственную антрепризу он поставил умело, и о том, чтобы попасть в «Летучую мышь», следовало позаботиться заранее. Так вот, с ходу, вечером сюда не зайдешь. Вежливый до приторности арлекин у входа разведет руками, тряхнет бубенцами на трехрогом колпаке и скажет, старательно копируя охотнорядский говор: «Рады бы услужить вашей милости, да местов совсем нет».

Веру так увлекло рассматривание веселых, местами даже озорных рисунков, которыми были густо увешаны стены кабаре, что она не сразу заметила вышедшего на сцену мужчину и не сразу его узнала. Только когда он громко объявил (провозгласил) на весь небольшой зал: «Мороженое из сирени!»– Вера вспомнила, что видела его в «Альпийской розе», совсем недавно, но, кажется, очень давно, целую вечность назад. И как зовут, тоже вспомнила – Игорь Северянин. На северного жителя, впрочем, не похож, скорее на южанина – брюнет, глаза жгучие, пронзительные. И голос не северный, спокойно-бесстрастный, а южный, в котором жизнь бьет ключом и выплескивается через край.

Мороженое из сирени! Мороженое из сирени!

Полпорции десять копеек, четыре копейки буше.

Сударыни, судари, надо ль? – не дорого —

можно без прений… Поешь деликатного, площадь:

придется товар по душе!

Мороженое из сирени… Какая красивая аллегория… Вера любила сирень, весеннюю радость. Цветет сирень буйно, радуя не только глаз, но и душу, отцветает быстро, напоминая нам всякую весну, что все в этом мире быстротечно. Цветки мелкие, но их много-много. Большая радость складывается из малых удовольствий.

Вера покосилась на сидевшего рядом Немысского. Георгий Аристархович, оказывается, способен на порыв. Кто бы мог продумать? Явился с букетом роз домой к замужней женщине в отсутствие мужа и пригласил прямо сейчас ехать с ним в «Летучую мышь», сказав, что уже взял билеты. «Зачем?» – вырвалось у Веры. «Не знаю», – ответил он.

Я сливочного не имею, фисташковое все распродал…

Ах, граждане, да неужели вы требуете крем-брюле?

Пора популярить изыски, утончиться вкусам народа,

На улицу специи кухонь, огимнив эксцесс в вирелэ!

– Огимнив эксцесс в вирелэ! – тихо повторил Немысский, растягивая слова, словно пробуя их на вкус. – Замечательно…

Вера не помнила, что такое вирелэ. Кажется, какая-то стихотворная форма, которую можно и декламировать, и петь с одинаковой легкостью. Впрочем, петь можно все, любые слова, было бы настроение…

Сирень – сладострастья эмблема.

В лилово-изнеженном крене

Зальдись, водопадное сердце,

в душистый и сладкий пушок…

Мороженое из сирени, мороженое из сирени!

Эй, мальчик со сбитнем, попробуй!

Ей-богу, похвалишь, дружок!

«А сердце и впрямь зальделось, – подумала Вера, – только совсем не в душистый и сладкий пушок, а в холодный колючий комочек… В руки не взять – колется и обжигает холодом. Оттает ли когда?»

Хотелось верить, что оттает.

Хотелось верить, что все еще вернется.

Рядом с Немысским легко верилось в хорошее, потому что он и сам был хорошим. Хорошим и умным. Ни на что не претендовал, ни на что не надеялся, а просто решил сделать Вере приятное. А что может быть приятнее для несостоявшейся актрисы, чем посещение театра? Тем более такого, который и на театр совсем не похож.

Вечер был каким-то ненастоящим, Веру не покидало ощущение того, что все происходящее на самом деле происходит не с ней. Или не происходит, а только снится. Ненастоящее, как мороженое из сирени…

Мороженое из сирени? А почему бы и нет?

Мороженое, которое хочется хвалить, еще не попробовав.

Мороженое из сирени…