Книга Седьмое небо - Рини Эйкомб
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Молодец, нечего сказать, корил себя Рамон. Когда мы только-только познакомились, я ухаживал за Синтией целую неделю, прежде чем мы оказались в постели, а теперь не смог и дня выдержать. Нет, это не повторится, пока к Синтии не вернется память!
Рамон чуть не взвыл, когда Синтия отрешенно провела языком по своим мягким полным губам. Желание взметнулось в нем тайфуном, но неимоверным усилием воли Рамон взял себя в руки. Ему все же удалось загнать дикого зверя обратно в клетку, где он оставался в течение всего этого мучительного года.
— Вставай же, — позвал он, поднявшись с кровати, и помог подняться Синтии.
Она ухватилась за руки Рамона и с трудом встала на ноги, пытаясь сохранить равновесие.
— Все нормально? — спросил Рамон, когда ее хватка чуть ослабла.
Она пробормотала что-то невразумительное.
Прежде чем выпустить ее руки, Рамон посмотрел на Синтию, желая убедиться, что с ней действительно все в порядке, увидел ее обнаженное тело и тут же отвернулся, чтобы скрыть свое возбуждение.
— Вот и отлично, теперь пойди прими душ и собирай вещи, — отрывисто велел Рамон и стал одеваться, поднимая с пола один предмет своей одежды за другим. — Я хотел бы, чтобы через час мы выехали.
— Это твое окончательное решение? — разочарованно протянула Синтия.
Рамон посмотрел на нее и увидел в ее глазах растерянность и испуг. Синтии определенно не хотелось покидать Гаррисберг, где она чувствовала себя в безопасности. Но Рамону пришлось настоять — у него не было выбора, поскольку в Балтиморе осталось ее прошлое и его будущее, которому, возможно, не суждено сбыться, когда Синтия обретет память.
— Да, — твердо ответил Рамон.
— Балтимор… — прошептала Синтия.
Рамона уязвила беззащитность во взгляде ее прекрасных зеленых глаз. Он со вздохом подошел к Синтии и мягко поцеловал в губы.
— Там наш дом. Мы едем домой.
Рамон и Синтия уже больше часа находились в дороге. Они обменивались лишь короткими дежурными фразами и даже не пытались скрывать свою неприязнь за вежливым тоном.
Объявив об отъезде в Балтимор, Рамон снова воздвиг между ними стену отчуждения. Не терпящим возражений тоном он ясно дал понять, что не собирается обсуждать свое решение, в то время как Синтии хотелось оспорить его. И она оспорила бы, если бы, не чувствовала, что у нее нет достаточных аргументов.
Что ж, вполне резонно, что Рамон решил отвезти меня домой, рассудила она. Иначе, зачем ему было приезжать за мной? Возможно, в Балтиморе я найду разгадку своей амнезии. Поскольку я хочу наконец все вспомнить, не стоит противиться этой поездке.
И тем не менее Синтию не покидали страх и неясная тревога. В тесном пространстве машины молчание лишь усиливало напряженность, и Рамон начал немного нервничать, время от времени бросая недовольные взгляды на жену.
— Почему у тебя такое выражение лица, будто я тащу тебя на Голгофу? — наконец не выдержал он.
Синтия не ответила. Рамон, чтобы разрядиться, крепко выругался, проклиная и женщин, и пробки на дорогах, и все на свете…
— Скажи, у тебя всегда был такой противный характер? — холодно прервала его излияния Синтия.
— Нет, я заразился от тебя, — огрызнулся он, перестраиваясь в другой ряд и увеличивая скорость. — С другими я невозмутим, как сфинкс.
— Никогда бы не подумала.
— Как же иначе? Ведь я руковожу огромной компанией и не могу допустить, чтобы эмоции брали верх.
— Да уж, латиноамериканский темперамент очень изменчив, — будто размышляя вслух, проронила Синтия.
Лучше бы она держала свои мысли при себе, потому что для Рамона эта тема была словно красная тряпка для быка.
— В любви я тоже темпераментен, — процедил он сквозь зубы.
— У тебя ведь испанское имя?
— Да, моя мать родилась в Мексике, а отец американец. Я родился и вырос в Америке. Помнится, ты называла меня полукровкой, — с улыбкой добавил Рамон, — а я в ответ называл тебя…
— Беспородной кошкой, — легко подхватила Синтия.
Рамон едва не выпустил руль.
— Значит, ты помнишь! — выдохнул он, взяв себя в руки.
Заметив, как побледнела Синтия, и вспомнив про ее обмороки, Рамон заволновался. Не хватало еще, чтобы она потеряла сознание в машине, мчащейся на приличной скорости по оживленной трассе!
— Синтия, не молчи, пожалуйста, — попросил он.
Но она не могла произнести ни слова. Заметив указатель, сообщавший автопутешественникам, что через полкилометра находится мотель, Рамон стал перестраиваться в крайний ряд. Уж если обмороку суждено случиться, то лучше переждать и избежать неминуемой аварии, рассудил он.
Рамон уверенно положил ладонь на руки Синтии, крепко сжатые у нее на коленях.
— Говори же что-нибудь, — уже приказным тоном повторил он.
— Со мной все в порядке, — слабым голосом ответила Синтия. — Не бойся, я не собираюсь отключаться.
Рамон вздохнул с облегчением и попросил:
— Спроси же меня о чем-нибудь.
В это время впереди показался мотель, и Рамон мысленно поблагодарил Бога. Через несколько минут, въехав на парковку, Рамон выключил мотор. Он первым вылез из машины и, обойдя ее, открыл дверцу для Синтии. Она не шелохнулась, на ее бледном лице застыло выражение отрешенности.
— Выходи же! — велел Рамон и, поскольку Синтия не отреагировала, буквально вытащил ее из машины.
У Синтии даже не было сил сопротивляться. Она молча прильнула к Рамону всем телом и положила голову на его плечо. Постояв так некоторое время, Синтия наконец отстранилась и прошептала:
— Извини, просто я снова пережила шок.
Рамон взял в ладони ее лицо и заглянул в глаза.
— Ничего страшного. Следовало бы волноваться в другом случае — если бы не случилось этой вспышки памяти.
— Так сказал врач?
— Да, — признался Рамон. — Мне не стоило провоцировать тебя на воспоминания. Так что это я должен перед тобой извиняться, а не ты передо мной.
Синтии захотелось заплакать. Вероятно, заметив слезы в ее глазах, Рамон вдруг сменил тон и сказал отрывисто:
— Раз уж мы сделали остановку, пошли поищем, где здесь можно перекусить.
Синтия не стала возражать.
Примерно через полчаса они снова отправились в путь. После кофе с сандвичем Синтия почувствовала себя гораздо лучше, напряжение отпустило ее.
— Скажи, что такое «Трамп»? — попросила она.
Рамон взглянул на нее и тут же отвел глаза.
Синтия решила, что он не станет отвечать, — ведь она снова коснулась запретной темы их прошлого.