Книга Тень и звезда - Лаура Кинсейл

Леда крепче впилась пальцами в дверную ручку.

— Не вас. Для этого есть другие основания. Леди в спальне джентльмена — это неприлично. Слуги начнут судачить.

Джерард печально усмехнулся:

— Уверен, слугам не придет в голову, что я могу посягнуть на вашу добродетель в таком состоянии.

— В таком случае они не слишком хорошо вас знают.

К удивлению Леды, лицо Джерарда неожиданно покраснело.

— По-видимому, я должен попросить у вас прощения, — виновато сказал он. — Я поставил вас в неловкое положение, а это недопустимо. Вы можете идти.

— Спокойной ночи. — Леда открыла дверь.

— Спокойной ночи, — отозвался Джерард. — Встретимся завтра в библиотеке в девять утра, если это соответствует вашим представлениям о приличиях.

— Завтра суббота.

Его губы недовольно скривились.

— Ну да, конечно. Полагаю, что вы хотите получить свободную неделю, чтобы принять участие в празднествах?

— Разумеется, нет. В девять утра в понедельник мы можем начать работу. А пока доброй ночи, сэр.

Не дожидаясь ответа, Леда плотно прикрыла за собой дверь.

Глава 12

Испытания

Гавайи, 1874 год

Сэмюел грезил о женщинах. Он видел их во сне почти каждую ночь и так стеснялся этого, что никогда и никому ни единым словом не обмолвился о своих снах.

Он пытался избавиться от этих сновидений, но ничего не получалось. Днем он еще мог отвлечься мыслями об учебе или заняться изматывающими играми Доджуна. Хотя в школе у него не было друзей, они и не были ему нужны. Обычно он направлялся после занятий домой, где присматривал за Каи и развлекал ее до самого ужина. А потом за ним приходил Доджун, и они отправлялись в такое место, где удобнее было проводить занятия. Сэмюел растягивал мышцы, учился прыгать, падать, перекатываться и кувыркаться. С каждым разом он делал это все успешнее, его движения становились более стремительными и ловкими. Он начал двигаться грациозно, без видимых усилий. Постепенно он стал походить на человека, который с легкостью справляется с любой задачей, потому что знает путь к ее решению.

Спустя год, когда Сэмюел научился двадцать раз кряду падать с высокого дерева в саду и был готов тут же забраться на него снова, Доджун оставил место дворецкого в доме лорда Грифона и поселился в небольшой хижине на склоне горы Танталус, где папоротники были ростом с дерево, а мхи — размером с руку Сэмюела. С крыши дома, в котором обитал Доджун, Сэмюел видел всю дорогу от Даймонд-Хэд до Перл-Харбора. Серо-зеленые заросли орешника скрывали расположенный дальше город, тогда как гора Танталус скорее походила на земной рай. Ее вершина то скрывалась в пелене тумана, то появлялась вновь, а над берегом то и дело вставали невероятной красоты тройные радуги.

Немного поучившись, Доджун стал плотником. Он делал мебель из великолепного местного дерева коа. При этом его руки ловко скользили по ровной древесине — местами светлой, местами темной. Золотистый оттенок плавно переходил в шоколадный, мелкозернистая текстура сменялась крупной. Лучше всего смотрелись доски с крупным рисунком на древесине красно-коричневого оттенка. И каждый день после работы Сэмюел бесчисленное количество раз поднимался на гору с длинными досками коа на плече, чтобы у Доджуна были материалы для работы.

Доджун научил его с помощью специальной техники придавать изгиб расходящимся ножкам стола так же бережно и осторожно, как он постигал нелегкую японскую и китайскую системы с помощью силы духа и тела. В результате Сэмюел добился того, что в его изделиях стали получаться простые и прекрасные линии — изящные, как ветви коа или иероглифы, которые ему так нравились.

В школе Сэмюел вошел в голубую команду. Его хотели заполучить обе команды — красная и голубая, потому что он был одним из самых высоких, проворных и гибких мальчиков в классе.

Как-то раз в поединке мальчик из голубой команды упал на ногу Сэмюела, и он, откатившись в сторону, оказался чуть ли не под всеми красными, которые один за одним попадали на него. Он лежал лицом вниз внизу этой огромной кучи-малы и, с трудом дыша, ждал, пока они встанут.

Когда прозвенел звонок, все поднялись, кроме последнего мальчика, который продолжал лежать, не давая Сэмюелу встать и тяжело дыша ему в ухо.

Сэмюел замер.

В это мгновение ему казалось, что реальный мир исчез, все вокруг почернело; он слышал лишь какой-то страшный звук.

Отправляясь в тот день на Танталус, Сэмюел все еще дрожал. Даже работая с деревом, он не мог унять дрожь в руках.

И тут, впервые за долгое время, Сэмюел подумал об акуле и ее песне, о темной воде, красной от крови. Доджун ни разу больше не говорил о песнях, и Сэмюел уже потерял надежду услышать их, а потом он и вовсе позабыл про них. Но теперь, вспомнив о песне акулы, Сэмюел понял, что Доджун все-таки учил его, показывал, как петь песни, не издавая ни звука. Петь телом, руками и головой.

Сэмюел встал и подошел к табурету, на котором работал Доджун.

Тот поднял голову и долго смотрел на него, а затем, зажав доску в тисках, взял пилу и принялся пилить ее, чтобы сделать крестовину для соединения ножек.

— Расскажу-ка я тебе одну историю, — неожиданно заговорил он. — Ее знают все японские мальчики, но, возможно, детям-иностранцам она неизвестна. Тебе пора выслушать ее. Эта история об ученике, который хочет научиться искусству владения мечом, для чего ищет самого большого знатока в этом деле. Он слушает, о чем толкуют люди, а затем отправляется в далекие дикие горы и бродит по горам, пока не находит храм, возле которого стоит хижина старого отшельника. Этот отшельник — тот самый непревзойденный боец, виртуозно владеющий мечом.

Перепилив доску, Доджун вынул ее из тисков и измерил, потом заговорил вновь:

— «Я пришел, чтобы овладеть мечом!» — При этом Доджун показал, как самоуверенно ученик держался, разговаривая с отшельником. — «Сколько мне для этого понадобится времени?» «Десять лет», — спокойно ответил отшельник. Ученик был потрясен. «А если я буду работать вдвое больше, чем нужно?» «Тогда двадцать», — ответил мастер. На следующий день ученик прилежно рубил дрова и делал всю другую необходимую работу. Так продолжалось четыре года, пока наконец сам не стал мастером, так ни разу и не прикоснувшись к мечу.

Сэмюел понял, о чем толковал Доджун. Он хотел быть тем самым настойчивым, преданным делу и смиренным учеником, который сумел стать мастером, ни разу не взяв в руки меч. Это было необходимо ему, как воздух, как жизнь. Но что, если Доджун как-нибудь ударит его — а это, как было известно Сэмюелу, являлось довольно обычным способом обучения — и он не сумеет увернуться? Тогда ему останется лишь взять острую японскую пилу и убить себя.

Доджун наблюдал за Сэмюелом, положив руки на колени; его взгляд был внимателен, но непроницаем.