Книга Самурай - Сюсаку Эндо

Я захватил кое-что из своей одежды и постельных принадлежностей и отдал человеку, который стоял в растерянности около большой каюты. Это был не купец, а один из слуг, сопровождавших посланников, и своим крестьянским лицом и исходившим от него запахом земли он был похож на Хасэкуру Рокуэмона.

– Возьми, – сказал я ему, но по лицу увидел, что он не поверил моим словам. – Вернешь, когда твои вещи высохнут.

Я спросил, как его зовут, и он смущенно ответил, что его имя Ёдзо. Видимо, это был один из слуг Хасэкуры.

Днем я наконец увидел Контрераса, который на минутку забежал в каюту. Он сообщил, что ночной шторм сломал бизань-мачту и смыл в море двух японских матросов, которых не удалось спасти. Выходить на палубу, разумеется, запрещено.

Волнение по-прежнему сильное, но, по всей видимости, после полудня кораблю удалось выйти из полосы шторма. Выносить дольше запах гнили и рвоты японцев, страдающих морской болезнью, я был не в силах и, получив разрешение Контрераса, поднялся по трапу до выхода на палубу – волны бушевали, вздымая пену, море все еще было черным. Японские матросы старательно распутывали фалы, чинили поломанную мачту.

За ужином я смог наконец спокойно поговорить с Монтаньо и Контрерасом. Почти сутки они не спали ни минуты, от усталости под глазами у них были синяки, лица осунулись. Судя по их рассказам, смытым в море японцам помочь было невозможно. Их было очень жаль, но такова была воля Божья.

На следующий день, когда я, выйдя на теперь уже устойчивую палубу, прогуливался по ней, читая молитвенник, появился тот самый японец, которому я четыре дня назад после шторма одолжил одежду, но тут же исчез, а потом снова вышел на палубу вместе со своим хозяином Хасэкурой. Хасэкура поклонился, поблагодарил за сочувствие его слуге и, выразив сожаление, что на корабле лишен возможности достойно отблагодарить меня, протянул японскую бумагу и кисти. Глядя на этого источавшего запах земли косноязычного человека, который благодарил меня с таким жаром, я испытал к нему жалость за то, что ему пришлось, хотя и по воле Его светлости, отправиться в такую далекую страну. Его слуга Ёдзо стоял чуть поодаль от хозяина и, склонив голову, так ни разу ее и не поднял. Хозяин и слуга были очень похожи на испанского гранда и его крестьянина, и я невольно улыбнулся.

Вскоре после их ухода на палубу поднялся Тюсаку Мацуки и стал не отрываясь смотреть на море. Это вошло у него в привычку. Обычно, встречаясь со мной, он лишь здоровался, но никогда не делал попыток заговорить, а вот сегодня, издали наблюдая, как я вышагиваю по палубе с молитвенником в руках, он, казалось, ждал подходящего момента, чтобы заговорить. В ярких лучах солнца я уловил в его взгляде враждебность, даже ненависть.

– Мне не будет покоя до тех пор, пока посланники не прибудут благополучно в Новую Испанию, – сказал я.

Мацуки молчал с каменным выражением лица, и я снова углубился в молитвенник.

– Господин Веласко, – обратился он наконец ко мне таким тоном, будто собирался в чем-то укорить. – Я бы хотел кое о чем спросить. Вы действительно находитесь на этом корабле в качестве переводчика? Или у вас есть и собственные цели?

– Разумеется, я здесь, чтобы служить вам переводчиком. – Мне его вопрос показался подозрительным. – Почему вы меня об этом спрашиваете?

– Неужели в обязанности переводчика входит рассказывать находящимся на корабле купцам христианские истории?

– Я делаю это для их собственной пользы. В Новой Испании даже чужестранцев, если только они христиане, встретят как братьев, а с язычниками торговых связей никто завязывать не станет.

– Неужели, господин Веласко, вас не останавливает то, что японские купцы только ради торговли готовы принять христианство? – спросил с вызовом Мацуки.

– Нет, не останавливает, – покачал я головой. – На гору ведет не одна-единственная тропинка. Есть дорога, ведущая с востока и запада, есть дорога, ведущая с юга и севера. По какой ни иди – до вершины все равно доберешься. То же относится и к путям, ведущим к Богу.

– Ну и хитрец же вы, господин Веласко. Используя их алчность, обращаете в христианство. Неужели вы применили те же методы в Совете старейшин? Заключили с ними обычную сделку?

Я посмотрел ему в глаза. Они были не такими, как полные детского любопытства глаза Ниси. Они отличались и от непреклонных глаз Танаки или покорных глаз Хасэкуры. Я понял, что этот японский посланник далеко не глуп.

– Предположим, вы правы, господин Мацуки, – ответил я спокойно. – Что в таком случае вы предпримете? Откажетесь от миссии посланника?

– Не откажусь, конечно. Хочу сказать только одно: купцы, плывущие на этом корабле, ради барышей в Новой Испании готовы стать кем угодно, хоть и христианами, но стоит им понять, что на барыши рассчитывать нечего, они тут же сменят веру. То же и Совет старейшин: он разрешит проповедовать христианство лишь до тех пор, пока будет продолжаться торговля с Новой Испанией. Но как только торговля прекратится и корабли южных варваров перестанут приходить в порты во владениях Его светлости, христианство сразу же будет запрещено. Вы это понимаете, господин Веласко?

– Прекрасно понимаю. И постараюсь сделать так, чтобы у купцов были барыши, чтобы торговля продолжалась, чтобы все шло хорошо. – Я сам рассмеялся своей шутке. – Но даже если торговые связи с Новой Испанией прекратятся, посеянные семена не погибнут. Нам, людям, не дано постигнуть промысел Божий.

– Господин Веласко… – Мацуки, который до этого разговаривал со мной чуть ли не тоном допроса, заговорил уважительно. – Я вас не понимаю. Вы представляетесь мне большим хитрецом, которого непросто провести. И вот этот хитрец плывет тысячи ри по бурному морю, прибывает наконец в Японию, подвергая себя неимоверным страданиям якобы во имя Бога. Неужели, господин Веласко, вы и в самом деле верите в Бога? Почему вы верите, что Он существует?

– Объяснить словами, что Бог существует, невозможно. Он являет свое существование в жизни каждого человека. В жизни любого из нас можно найти немало доказательств существования Бога. Если в ваших глазах, господин Мацуки, я выгляжу хитрецом, сие означает, что Бог доказывает этим свое существование.

Я был сам несколько обескуражен своими словами, которые вырвались у меня совершенно непроизвольно. Некая неведомая сила заставила меня доказывать существование Бога через жизнь отдельного человека.

– Вот как? – На лице Мацуки снова появилась ироническая улыбка. – Даже Бог не сможет доказать свое существование жизнью этих японских купцов.

– Почему же?

– Потому что им все равно, есть Бог, нет Бога. И не только им. Так думает большинство японцев.

– А вы, господин Мацуки? – подступил я к нему. – Неужели вам по душе такая бесцветная жизнь? Я приехал в Японию с уверенностью, что жизнь нужно прожить вдохновенно. Это то же, что отношения между мужчиной и женщиной. Как женщина ждет от мужчины любви, так и Бог ждет от нас чувства. Жизнь дается человеку единожды. Лишенная огня и холода, бесцветная жизнь… Неужели она вам по душе, господин Мацуки?