Книга Самурай - Сюсаку Эндо

– Теперь уж скоро… Теперь уже скоро… Господь ждет нас.

Ряды зевак стояли вдоль всей улицы.

– Господи, прости их. – Этими словами отец Карвальо закончил свое пение. – Они не ведают, что творят.

Город кончился, и ветер стал еще сильнее. Море было бурным. Ни одна лодка не отважилась отойти от берега. Жалкая сосновая рощица, высаженная для защиты от ветра, содрогалась.

Вдали показалась бамбуковая ограда. Вокруг нее тоже были выстроены воины с ружьями. Они пришли к месту казни, именовавшемуся Хокомбару.

Веласко, поглядывая на море, шел по песчаному берегу, усеянному ракушками и морской травой. Ветер бил в лицо. В заливе вдали виднелась синеватая гряда пологих гор острова Харио; волны, разбиваясь о скалы, тысячами брызг, словно туман, застилали остров. А над морем ярко сияло солнце. Это был последний кусочек Японии, который видели Веласко и его товарищи.

Ворота в ограде открылись. Процессия остановилась. У приговоренных к смерти лица, даже губы, побелели на сильном морском ветру. Посреди ограды стояли, точно палачи-великаны, врытые в землю три столба, и под каждым из них были сложены дрова и солома.

Стражники проверили, крепко ли связаны у осужденных руки, и к ним подошел чиновник из Нагасаки.

– Ну как, все еще не хотите совершить «поворот»? Это последняя возможность.

Оба миссионера решительно покачали головой. Луис Сасада, поколебавшись, тоже отказался.

Кивнув, чиновник сделал было несколько шагов, но, будто что-то вспомнив, снова подошел к Веласко и потупившись сказал:

– Могу сообщить вам по секрету: Хасэкура и Ниси, с которыми вы побывали в странах южных варваров, казнены как христиане.

На посиневших губах Веласко впервые появилась улыбка.

– О-о, – воскликнул он, повернувшись к отцу Карвальо. – Теперь я могу со спокойным сердцем последовать за ними.

Направляясь к столбам, все трое пели хором «Pater Noster». Палачи-великаны издали смотрели на них, замерев в ожидании. Поставив приговоренных к столбам, стражники крепко-накрепко привязали их. Ветер завывал все сильнее.

– Возродитесь в новой жизни, – закричали стражники и разбежались в стороны. Чиновники, спасаясь от ветра, стояли у самой ограды, наблюдая за казнью.

Один из солдат с факелом в руке поднес огонь к сложенным у столбов дровам и соломе. Забушевало пламя, раздуваемое ветром, взметнулись ввысь три столба дыма. Оттуда неслась молитва:

Libera me, Domine

De morte aeterna[51].

Голоса сначала были громкими, но, когда пламя разбушевалось еще сильнее, умолк Луис Сасада, за ним – отец Карвальо, и слышался лишь шум ветра и треск дров. Вдруг прозвучал голос, доносившийся из белого дыма, окутавшего столб, к которому был привязан Веласко:

– Я… жил!..

Долго, все время, пока полыхало пламя, чиновники и стражники стояли в отдалении, ежась от холода. После того как огонь погас, показалось три дымящихся столба, на которых не осталось ничего. Стражники собрали пепел, ссыпали в мешок из рогожи и, положив в него камни, бросили в море.

Набежавшая пенистая волна слизнула мешок и, отступив, протащила его дальше. Так продолжалось много раз. Наконец вода поглотила его. Будто ничего не произошло, зимнее солнце заливало пустое побережье и расстилавшееся за ним море, по которому свистя гулял ветер. За бамбуковой оградой не было ни чиновников, ни стражников.