Книга Кенгуру в пиджаке и другие веселые рассказы - Марианна Гончарова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот было время…
К чему я все это веду? К тому, что я в своей цветущей юности была совсем не хуже, чем Стефания Брахвит. Именно тогда, когда слушала этот рассказ от нашего старого дворника, Гарри Гельмера, знавшего пять языков и немножко латынь. Мне так хотелось ходить в башмачках, а не в шкарах. Выезжать на балы, а не бегать на танцы. Принимать приглашение на утреннюю прогулку, а не прошвырнуться вечерком. Все это было практически неосуществимо, потому что я очень опоздала и оказалась в своем веке человеком случайным…
Кларе Марковне из Киева привезли наказание. На целое лето. Наказание шести лет от роду, прозрачное, синее, капризное, визжащее. По имени Марк. Перед школой наказание надо было подкормить, оздоровить, подучить и укрепить в вере, что школа — праздник. Но и осторожно подготовить к тому, что этот праздник — практически вечный, на двенадцать лет.
Но сначала — кормить. Оказалось — невозможно. Откуда, что вы! Марк стискивал зубы, мычал и быстро-быстро мотал головой. Бабушка — не ворошиловский стрелок, не снайпер: бабушка промахивалась. Котлетки, салаты летали по всей квартире. Просто невозможно, просто невозможно.
Невозможно? Ха! Клара Марковна — учительница с сорокалетним стажем. Учительница — это же не профессия. Одни говорят, что это диагноз, не дай бог. Другие — что состояние души. А Клара Марковна говорит, что раз эта каторжная работа с современными детьми ее еще не прикончила, значит, она сделала ее сильнее. Это как кто-то сказал — Клара Марковна не помнит кто. Для таких, как она, изобретательных и отважных, нет ничего невозможного. Благо наш дом стоит как раз напротив милиции. Значит, так: одной рукой хватаем орущее наказание, во вторую — тарелку с едой. Бегом через дорогу и садимся на лавочку рядом с отделением. Как только выходит милиционер, Клара Марковна с угрозой:
— Ма-а-арк!
Марк — ап! И раскрыл рот боязливо: мало ли зачем этот милиционер вышел — может, за ним, что он так плохо кушает.
Все соседи в окнах. Аплодируют.
Клара Марковна специально узнавала у соседа, полковника милиции Данькова Юрия Борисыча, когда в отделении планерки, собрания и заседания, и к их окончанию готовила Марку борщи и супы — он их терпеть не мог. Вот заседание заканчивается, а Клара Марковна уже на лавочке с внуком. Милиционеры как посыплются на улицу: кто курить, кто по своим делам, кто на секретное задание, кто преступников ловить. Марк только рот дисциплинированно: ап! Ап! Ап! Ап! Глядишь, еще не все милиционеры с собрания вышли, а супа уже и нет в тарелке. А молочное Клара Марковна давала по средам. По средам в милиции — занятия кинологов. Как пойдут в одиннадцать часов суровые инструкторы с собаками! А собаки огромные, мордатые, подозрительные. О-о!..
Так вот милиция оказывала помощь жильцу нашего дома в отдельно взятом случае.
А в сентябре Марк в первый класс пошел. Родители по совету бабушки нашли в Киеве школу аккурат напротив отделения милиции. Так, на всякий случай.
В нашем доме на первом этаже обитает Рублевская. У нее есть официальный статус — она наш дворник. Но, как она сама говорит, из бывших. Из каких бывших, никто не знает. Может быть, из бывших дворников? Но куда, что вы! Рублевская не опустится до того, чтобы взять метлу. Нет. Она в основном регулярно пьет и философствует на заданную тему. То есть плюет практически на свои обязанности и на всех вокруг.
— Мадам Рублевская, я сегодня вместо вас подметала во дворе… — укоряет соседка, с трудом разгибая спину.
— Хорошо, — царственно одобряет нахалка Рублевская, — вы меня победили. Вы — на первом месте. Я вручу вам переходящее красное знамя. Подметайте и дальше.
— Мадам Рублевская! Куда делся ваш муж? Вроде был-был — и куда-то делся. Куда? — интересуются две подруги, моя бабушка и Бетя Исаковна.
Рублевская закуривает выклянченную у фотографа Генриха сигаретку:
— Кто-то сказал, что жена-а, — Рублевская эффектно тянет концы фраз, помахивая сигареткой в воздухе и закатывая глаза, — должна быть красивой, томной и немножко глупенькой… Умная жена — это обременительно, — вздыхает Рублевская, туманно намекая на что-то, и идет к банку делать свой бизнес.
Летом в Черновцах много иностранцев. Рублевская недолго фланирует мимо банка туда-сюда и безошибочно попадает на того, кто ей нужен. Румяный, интересный, улыбчивый дед в застиранных брюках и майке: Раймонд Берг, инвестор из Швейцарии. Рядом — подтянутая девушка Таня, с папочкой, в белом костюмчике, — переводчица.
— Слышь, друг! — обращается Рублевская к иностранцу. — Может, тебя не затруднит ссудить энную сумму почетной заслуженной пенсионерке с трудовым стажем пятьдесят лет? На одном месте!
Девушка Таня нервничает. Она знает Рублевскую — та не отцепится.
— Мадам Рублевская! — строго говорит Таня. — Сегодня не тот случай. Это очень важный гость, и он абсолютно не понимает по-русски, а я на сей раз ничего переводить не буду. Уйдите.
— Не понимает по-русски? А по-какому понимает? — развязно веселится Рублевская, строя глазки Раймонду.
— Французский, немецкий… Вы все равно не знаете.
— Я не знаю?! — возмущается Рублевская и, на секунду замешкавшись, заводит на всю улицу: — Мосье! Же не манш па сис жур! Гебен зи мир битте этвас копек ауф дем штюк брод!
Таня белеет от ярости. Неизвестно, читал ли Раймонд «Двенадцать стульев», но он хохочет, хлопая себя по коленям, и сует мадам Рублевской несколько евро.
— Вот так! — подводит итог Рублевская, поучительно кивая посрамленной переводчице Тане. — Все люди как люди. А я — ну прям королева!!!
Она фамильярно подмигивает Раймонду и направляется к магазину «Лучшие вина из Италии».
Женик должен был приехать в июне. Из Америки. На пару дней, из Киева, куда он прилетает по делам. Женик стал в Америке большим человеком — проповедником в какой-то конфессии. Никто не верил. Наш косноязычный троечник Женик, который по-английски знал только «Stand up and go out!», убеждает теперь множество англоязычного народу в преимуществе праведной жизни во спасение души.
Мы все — его старые друзья и одноклассники — стали готовиться. Сделали ремонты в квартирах и парадных. Вымыли окна и заставили соседей. Чтоб было не стыдно за прожитые без Женика годы. Мишка Постельник совершил вообще невероятную вещь. Поскольку Женик должен был остановиться у меня, Мишка пригнал на мою улицу асфальтоукладчик и четверых почти трезвых рабочих из доротдела. И они уложили на нашей улице новый асфальт.
В воскресенье, в день приезда Женика, в четыре утра мы все отправились в аэропорт. Рейс задерживали по причине тумана. Но мы ждали. Мы даже не стали выпивать. Хотя у нас с собой было. Не стали. Наверное, из суеверия. Хотя мысль такая приходила в голову каждому и назойливо вертелась. Но высказать ее вслух никто не посмел. Перебивая друг друга, мы вспоминали события из нашей общей с Женькой жизни. Как весел он был, рассеян и беспечен, обаятелен и щедр.
