Книга Башни заката - Лиланд Экстон Модезитт

— И питание. Только без горячительных напитков, — хозяйка берется за метлу и уже более суровым тоном добавляет: — Но деньги вперед.

Креслин смотрит на облака над головой и кивает.

Впустив юношу и закрыв обе створки дверей, женщина ждет, пока он выуживает из кошелька три серебряные монеты. Он радуется тому, что монеты более крупного достоинства зашиты в тяжелый дорожный пояс.

Хозяйка отводит его в комнату, где имеется двуспальная кровать, узенький, в две пяди шириной, стол и фитильная лампа.

Каменный пол ничем не застелен, а единственное окошко больше походит на щель.

— Смотри, тут есть даже подушка и покрывало! — восклицает седовласая содержательница постоялого двора.

— Ты упоминала ванну.

— Да, ванна прилагается к комнате.

— А к ванне — хорошее полотенце, — добродушно дополняет Креслин.

— Да ты разоришь заведение, молодчик!

— Может быть, стоит начать с купания? — произносит Креслин, чувствуя, что весь пропах потом.

— Как пожелаешь.

Пропустив мимо ушей предложение оставить вещи в комнате, юноша следует за хозяйкой с заплечным мешком и мечом. Ванная комната заставляет его вспомнить о презрительном хмыканье грузного торговца: она представляет собой крохотное помещение с двумя углублениями в каменном полу, куда струится вода из подземного горячего источника. От нее исходит запах серы, но такие мелочи ничуть не омрачают радости юноши. Первым делом он достает бритву и сбривает свою щетину, ухитрившись порезаться всего пару раз. Вымывшись сам, Креслин стирает и как можно суше отжимает пропотевшее нижнее белье, надевает вынутую из котомки чистую смену, облачается в кожу и возвращается в свою комнату.

Заперев дверь изнутри, он развешивает полотенце и влажную одежду на нижней спинке кровати, бросается на постель и почти сразу засыпает.

«Клинг… Клинг…»

Звук колокольчика заставляет Креслина подскочить. Сколько же он проспал? Всю ночь? Сумерки за окном могут с равным успехом оказаться и вечерними, и предрассветными. Он садится, нашаривает огниво и зажигает лампу, после чего трогает развешенное на спинке кровати белье. Оно влажное, а до утра бы, пожалуй, высохло.

Натянув сапоги и закинув котомку за спину, он отодвигает засов и выходит в смутно освещенный коридор.

Из дюжины столов в обеденном зале заняты четыре. Креслин устраивается за маленьким столиком, рассчитанным на двоих, и кладет котомку на пол себе под ноги. Он старается не замечать пристальных взглядов давешнего торговца — тот сидит неподалеку за круглым столом. В компании с ним пребывают незнакомый рыжий бородач, хозяйка и еще трое мужчин, вооруженных мечами.

Еще одна женщина, такая же седая, но в сравнении с хозяйкой гостиницы весьма худощавая, подходит к столу Креслина, вытирая руки о некогда белый фартук.

— У нас есть тушеная медвежатина, пирог с дичью, эль и красное вино. Но вино за отдельную плату.

— А что бы ты взяла сама?

— А, особой разницы нет. За серебряник сверху можно получить пару бараньих отбивных.

Юноша с серебряными волосами слегка улыбается, размышляя о том, может ли целый баран стоить больше серебряника.

— Тушеное мясо и эль.

— Это все?

Креслин кивает. Женщина спешит на кухню, а он бросает взгляд на рыжебородого, торопливо опустившего глаза к своей тарелке с мясом. Скорее всего, как раз с бараниной. Один из мужчин-меченосцев, обладатель остроконечной бородки с проседью, перехватывает взгляд юноши, и Креслин вежливо улыбается.

Другой меченосец, тот, что рассматривал Креслина у входа на постоялый двор, заводит разговор с торговцем. Деррилд сначала отрицательно качает головой, но потом кивает. Мужчина с клинком встает и подходит к столу Креслина:

— Не против, если я на минуточку присяду? Меня звать Хайлин, служу у Деррилда в дорожной охране. А Деррилд — купец.

Еще не дождавшийся своего мяса, Креслин жестом указывает на потертый стул напротив.

— Ловко ты разделался с Деррилдом.

— Это я от неожиданности, — отвечает Креслин, еще не освоившийся с языком Храма. — Дело того не стоило.

— Ты, как я понимаю, с далекого запада?

Юноша лишь поднимает брови, ничего не подтверждая и не отрицая.

Хайлин пожимает плечами:

— На Храмовом ты лопочешь, как некоторые ребята из Сутии, но у тебя светлая кожа, а таких волос — чтобы как настоящее серебро! — я и вовсе никогда не видал.

— Я тоже, — смеется Креслин, хотя ему приходится подавлять тошноту. Это ложь. Такие же волосы у Ллиз и… были еще у одного человека.

— Мы держим путь в Фенард, а потом в Джеллико. Деррилду не помешает еще один клинок. Он малый прижимистый, и больше медяка в день из него, пожалуй, не вытрясти, но зато у нас найдется лишняя лошадь. Берлис остался в Керлине, — худощавый собеседник опускает глаза и, помолчав, добавляет: — По-моему, это лучше, чем плестись пешком. И уж всяко быстрее.

— Тебя что-то тревожит? — темные круги под глазами Хайлина указывают Креслину на снедавшее охранника беспокойство.

— Меня? Да пропади я пропадом, с чего бы? Путешествие как путешествие: повозка, два вьючных мула, жирный торгаш и всего один клинок для охраны!

— А нужно два? — уточняет Креслин.

— Желательно. Всякому ясно, что купец с двумя охранниками везет драгоценности и благовония, но если охранник всего один, а вторая лошадь под пустым седлом — это порождает вредные мысли.

Креслин не до конца понимает суть рассуждений своего собеседника, но главное ему ясно.

— Предложение интересное.

— Договорились. Жду тебя утром, со вторым колокольчиком.

Юноша вновь поднимает брови.

— Э, да ты, вижу, и впрямь из дальних краев. Второй раз в колокольчик звонят после раннего завтрака. Так принято на всех постоялых дворах у Отрогов. Во всяком случае, до Керлина — дальше на запад я не забирался.

— Второй так второй, — кивает Креслин. Худощавый охранник начинает вставать, но задерживается.

— Слушай, парень, а ты верхом-то ездить умеешь?

— Лучше, чем топать пешком, — усмехается Креслин. Хайлин кивает, возвращается к столу Деррилда и вновь заводит с торговцем негромкий разговор.

Креслин обводит глазами помещение, задерживая внимание на сидящем в дальнем углу — тоже в одиночестве — рослом темноволосом мужчине без бороды, но с усами. И тут же отводит глаза: одинокую фигуру окутывает незримый белый туман.

Подумав о том, как должен выглядеть он сам со стороны, юноша едва удерживается от смеха. Было бы интересно взглянуть на себя чужими глазами и понять, так ли очевидны его неопытность и наивность для посторонних, как для него самого?