Книга Стражи полуночи - Дэвид Уитли

— Она восхитительна. Правда? — с жаром подхватила Бенедикта, легко шагая по булыжной мостовой. — Жаль все-таки, что синьора никогда не играла на публике. Разве можно скрывать от людей такой талант?

Лили слегка нахмурилась.

— Но ты сказала, прежде она давала концерты, и у нее были поклонники…

— Верно! — кивнула Бенедикта. — Только в прежние времена синьора пела. Она и ее муж синьор Созино были знамениты по всей Агоре. Слава их гремела еще до того, как мы с тобой появились на свет. — Бенедикта вздохнула. — Говорят, голос у нее был нежный и звучный, как скрипка. Слушая ее, даже несостоятельные должники забывали о своих горестях и начинали улыбаться…

— Но что же произошло потом? — осторожно спросила Лили.

Бенедикта замешкалась, словно не зная, стоит ли отвечать. Некоторое время девочки шли молча. Потом Бенедикта заговорила вновь, и голос ее был полон печали.

— У синьоры появился… воздыхатель. Отношения их становились все более близкими, и наконец синьор Созино счел себя оскорбленным. Он потребовал развода и забрал себе все имущество. Синьора хотела лишь сохранить старый дом, в котором прошло ее детство. Синьор оставил ей дом, но отнял все остальное. Мебель, картины… и ее голос тоже… — По лицу Бенедикты пробежала тень. — С тех пор синьора не может петь.

Еще вчера утром рассказ новой знакомой показался бы Лили совершенно невероятным. Но после того, что она видела в лавке стекольщицы, у нее не было оснований сомневаться в правдивости Бенедикты. Если возможно лишить человека чувств и переживаний, лишить его голоса наверняка не составляет труда. Куда труднее Лили было поверить в другое — в то, что эта девочка, говорившая с ней так откровенно, словно они были знакомы всю жизнь, такое же существо из плоти и крови, как и она сама. Порой рыжеволосая Бенедикта казалась ей ангелом-хранителем, спустившимся с небес.

— С тех пор синьора зарабатывает на жизнь, делая скрипки, — продолжала свой рассказ Бенедикта. — Но увы, ей не хватает средств на то, чтобы поддерживать старый дом в пристойном состоянии. Тут нужна целая армия слуг, а в распоряжении синьоры только я одна. Целыми днями кручусь как заведенная, а толку мало.

Девочки дошли до арки, обозначавшей конец района. На этот раз арку украшала статуя молодой девушки, окутанной облаками. За аркой виднелся мост, ведущий на Центральную площадь. В этот глухой предутренний час он был непривычно тих и безлюден.

— Знаешь, у меня способности к языкам, и я быстро начинаю понимать чужое наречие, — похвасталась Бенедикта. — Но когда синьора играет, я никак не могу понять, о чем ее музыка. Чувствую только, она говорит о самом важном, хотя обходится без слов. — Бенедикта потупилась. — Прежде, когда я только поступила на службу к синьоре, я обожала слушать, как она играет… А потом я узнала ее историю. Нет, я по-прежнему люблю слушать ее музыку, но она доставляет мне боль… Наверное, саму синьору эта музыка тоже заставляет страдать…

Бенедикта на несколько мгновений прикрыла глаза; лицо ее, недавно столь жизнерадостное, внезапно стало отрешенным и грустным. Потом она тряхнула головой, отгоняя уныние прочь, и с улыбкой повернулась к Лили.

— Прости, если нагнала на тебя тоску. Мой брат частенько говорит, что я слишком много болтаю. Мы почти пришли. Отсюда ты сама найдешь дорогу. Мне пора возвращаться. А то синьора хватится, что меня нет дома, и будет волноваться. — Бенедикта вновь улыбнулась. — Кстати, синьора не имеет ничего против гостей. Так что, если хочешь, можешь к нам заглянуть. Только, конечно, не в такой поздний час, как сегодня.

— Обязательно воспользуюсь твоим приглашением, — пообещала Лили. — Я хорошо запомнила дорогу.

Она слегка замешкалась. Ей хотелось обнять свою новую знакомую, чтобы одновременно выразить ей благодарность и убедиться в ее реальности.

Но подобный поступок казался ей слишком фамильярным.

— Спасибо, — только и сказала Лили. — Ты меня очень выручила, Бенедикта.

— Не стоит благодарности, — откликнулась Бенедикта, глядя на восток, где небо уже начинало светлеть. — Удачи тебе, Лили. Скоро утро. И оно обещает быть ясным.

Лили кивнула, но прежде, чем она успела ответить, ее новая подруга улыбнулась на прощание и исчезла в лабиринте узких улиц.

Лили без труда нашла дорогу к лавке мисс Дивайн. Она была так погружена в свои мысли, что не замечала сидящих на пороге домов темных, съежившихся фигур, не слышала их хриплого покашливанья. Увидав усыпанную стеклянными осколками стену, она поняла, что пришла. У дверей она различила высокий тонкий силуэт, маячивший в сумраке. Это был доктор Теофилус, и он ждал ее. Лили подняла голову, пытаясь разглядеть выражение его лица, но в темноте это было невозможно.

— Сэр… я…

— Все в порядке, Лили. Мне удалось договориться с мисс Дивайн. Чтобы компенсировать ущерб, который я причинил ей, поломав ее аппарат, я предложил ей долю в наших будущих прибылях. В дополнение к арендной плате. Мы уже подписали контракт.

Доктор положил руку на плечо Лили и слегка погладил его. Затем вложил ей что-то в руку. Опустив глаза, Лили увидела маленькую бутылочку, наполненную черной жидкостью. Приглядевшись получше, она разобрала, что на бутылочке нацарапано слово «Отвращение».

— Для того чтобы преодолеть отвращение, вовсе нет необходимости его продавать, Лили, — мягко заметил доктор. — Если ты выпьешь его прежде, чем пройдут сутки с того момента, как его из тебя вытянули, это чувство вновь станет твоим, словно ты его никогда не продавала. В противном случае ты лишишься его навсегда. — Доктор виновато потупился и пробормотал: — Прости, что я был так несдержан и испугал тебя. Поверь, у моего гнева были причины.

Лили уже открыла рот, собираясь сказать, что ничуть не сердится, но по лицу доктора догадалась: он намерен сообщить ей нечто важное. Вперив взгляд в темноту, он заговорил:

— После того как отец мой умер, для нас с матерью настали тяжелые времена. Она выбивалась из сил, пытаясь заплатить ренту. Конечно, ее отец, граф, мог бы ей помочь, но она дала зарок никогда к нему не обращаться. Когда у нас с мамой ничего не осталось, она начала продавать свои чувства. Малозначительные чувства, без которых, как ей казалось, она вполне может обойтись. Настал день, когда мама отправила меня к дедушке и при этом не сочла нужным ничего объяснять. С собой она дала мне драгоценности, которых было достаточно, чтобы оплатить мое обучение на медицинском факультете университета. Я догадался, что ради этих драгоценностей она продала нечто очень важное. Но долго не мог понять, что именно.

Доктор достал из кармана новый ключ и принялся вставлять его в дверь.

— Мама была наделена одним чрезвычайно сильным чувством, представлявшим особую ценность. Этим чувством была ее любовь ко мне, — проронил он.

Он повернул ключ в замке и вошел в дом. Лили следовала за ним, по-прежнему сжимая в руке стеклянную бутылочку.

Внутри было так темно, что девочке ничего не удалось рассмотреть. В ноздри ей сразу ударил какой-то незнакомый запах, наверное запах пыли, к которому примешивался сладковатый фруктовый аромат. Не говоря ни слова, доктор зажег старую медную лампу.