Книга Смерть и немного любви - Александра Маринина

– Ты забыл еще странную девушку Катю.

– Думаешь? – Он с сомнением посмотрел на Настю.

– А чего тут думать? Девушка явно знает Турбина лучше,чем хочет показать. В сочетании с ее нежеланием ехать на регистрацию это даетнам классическую картину ревности. Турбин предпочел ей хорошенькую глупенькуюЭлену, к тому же дочку богатых родителей. Не обидно ли?

– Что-то у нас с тобой многовато женщин получается.Давай для компании присоединим к ним мужчину. Например, отца Элены.

– А он что? Тоже Турбина не любит?

– Этого я не знаю, но зато его самого не любит КатяГолованова. Она обоих родителей Элены характеризует одинаково: снобы, которыени за что не допустят проникновения в их клан нищего чужака.

– И во всей этой теплой компании нужно искать ниточки,ведущие к загсам. Тот, кто написал мне письмо, должен был знать, что я выхожузамуж. И знать, какое время мне назначено. Иначе вся затея теряет смысл.Убийство нужно было совершить тогда, когда я буду в загсе, чтобы казалось, чтоубийца обознался. Если меня и жертву развести во времени, картинка развалится.Согласен?

– Станция «Щелковская», конечная. Поезд дальше непойдет, просьба освободить вагоны, – проскрипел противным голосом динамикпрямо над их головами.

Они поднялись на эскалаторе наверх и пошли к автобуснойостановке.

– Как хорошо, тепло, лето скоро, – мечтательносказала Настя. – Не люблю, когда холодно. Меня все время знобит, как бы ниодевалась. Мне бы жить где-нибудь, где круглый год двадцать два градуса.

– Живи в тропиках, там тепло, – ехидно посоветовалКоротков. – Ты у нас теперь профессорская жена, можешь себе позволить.

– Нет, в тропиках душно. Я духоту плохо переношу,сосуды слабые.

– Ну, подруга, тебе не угодишь. Твой автобус.

Он подождал, пока Настя вместе с толпой пассажиров влезет вавтобус, помахал ей рукой и пошел назад к метро.

* * *

Симпатичный черноглазый Михаил Доценко с самого утра торчалв Кунцевском загсе, предъявляя сотрудницам фотографию неизвестной женщины.

– По-моему, я ее видела, – неуверенно произнесламолоденькая работница загса, занимавшаяся оформлением регистрации новорожденныхдетей.

– Припомните, когда, – с надеждой попросил Михаил.

Ему важно было найти человека, который помнит хотьчто-нибудь, хотя бы самую малость. Заставить его вспомнить все будет тогда ужеделом техники, которой Миша владел очень неплохо.

– Нет, я не помню, – покачала головой девушка.

– А что вам показалось знакомым? Лицо? Глаза? Прическа?Может быть, платье? – продолжал допытываться Доценко.

– Не могу сказать. Я, честное слово, не помню. Просто ятогда посмотрела на нее и подумала: что она здесь делает?

– Очень интересно, – оживился он. – А почемувы так подумали?

– Не знаю. Помню, что подумала. А почему – не помню.

– Хорошо, давайте попробуем подойти с другого конца.Если вы увидите здесь молодую женщину с молодым человеком, что вы подумаете?

– Что они пришли подавать заявление на регистрациюбрака или на развод.

– А если это будет женщина с ребенком лет пяти?

– Что она пришла оформить перемену фамилии ребенку.

– А если пожилой мужчина пришел один?

– Скорее всего за свидетельством о смерти жены иликого-то из родителей. Мы с вами в угадайку играем?

– А что? По-моему, замечательная игра, –обезоруживающе улыбнулся Михаил. – А если вы увидите здесь древнююстарушку, что вы подумаете?

– Что она потеряла какой-то важный документ и пришла заповторным. Что еще ей здесь делать? Не замуж же выходить. И детей креститьпоздновато, – рассмеялась девушка.

– А той женщине вы, выходит, никакой истории непридумали. Почему, например, она не могла прийти за свидетельством о смерти?

– У нее выражение лица было… – Она замялась, подыскиваянужное слово.

– Какое?

– Ну… не такое. Не как у человека, который потерялкого-то близкого. Свидетельства же выдаются только близким родственникам. У нихлица совсем другие бывают.

– А у нее какое было лицо?

– Каменное. Знаете, такое безразличное и внутрь себяповернутое. Не расстроенное, не убитое, не радостное… Понимаете, загс –организация особенная. Вы, может быть, не задумывались, но здесь все связано спеременами в жизни людей. Мы же так и называемся: отдел записи актовгражданского состояния. Как состояние поменялось – сразу к нам бегут. А ведьэто всегда событие – перемена состояния. Радостное или грустное, свадьба илиразвод, рождение ребенка или смерть близкого, но это всегда событие. Испокойных, безразличных лиц здесь в принципе быть не может. Вы меня понимаете?А у этой женщины лицо было… Да что я вам объясняю, вы сами посмотрите, она нафотографии точно такая же.

Девушка была права. Лицо изображенной на снимке женщины былоотстраненным и странно напряженным, будто застывшим. За свою сыщицкую жизньМихаил не раз видел такие лица. Это были лица психически больных.

* * *

В квартиру Настя входила робко, ожидая встретиться сосмертельно обиженным Чистяковым и готовясь к неприятному объяснению. К ееогромному облегчению, Леша и не думал дуться на нее за то, что вместо медовогомесяца она снова включилась в работу. В самом деле, смешно говорить о каком-томедовом месяце после пятнадцати лет близких отношений.

Алексей сидел на кухне и раскладывал пасьянс «МогилаНаполеона». На плите стояли сковородки под крышками, от которых на Настюпотянуло какими-то упоительными запахами.

– Чем пахнет? – весело спросила она, протягиваяруку и собираясь снять крышку.

Леша повернулся и шутливо шлепнул ее по руке.

– Не лезь немытыми руками. Любопытным здесь не подают.

– А каким подают?

– Хорошим девочкам, которые сидят дома и стирают мужурубашки.

– И что мне теперь, помереть от голода? –возмутилась она. – Я уже старая, мне в хорошую девочку перевоспитыватьсяпоздно. Как говорят наши друзья-украинцы: «Бачилы очи що купувалы». Не надобыло на мне жениться.

– Как это не надо? Ты вникни в мой гениальный замысел:годами воспитывать в тебе привычку не покупать продукты и не готовить еду,полагаясь только на меня, потом заманить тебя под венец и перестать кормить. Тыумираешь с голоду, а я становлюсь твоим наследником. И все это – мое. – Онсделал широкий жест, как бы охватывая им всю квартиру. – Я получаю жилье вМоскве, привожу сюда молодую жену, которая как раз и будет хорошей девочкой. Аквартиру в Жуковском оставляю родителям. Ну? Не умница ли я? А ты говоришь,жениться не надо было. Куда кусок схватила?! – угрожающе закричал он,видя, как Настя, слушая его, быстро подняла крышку и утащила со сковородыпокрытый румяной корочкой кусок жареной телятины. – Положи на место сейчасже!