Книга Пандора в Конго - Альберт Санчес Пиньоль

Деревья… Годефруа много рассказал о них Гарвею. Именно он объяснил Маркусу, что те раскаты грома, которые иногда слышались во время их переходов, не были звуками далеких гроз. Время от времени где-то в сельве раздавался взрыв, и, казалось, там раскалывалась земля. Однако никакого ливня этот грохот не предвещал.

– Это не гром, – сообщил Маркусу Годефруа своим невыразительным тоном. – Это умирают большие деревья. Они падают, и шум разносится по сельве далеко-далеко.

У некоторых деревьев стволы щетинились шипами, которые были длиннее штыков или шире острия топора. Стволы других казались покрытыми железом, у третьих кора напоминала складки бархата. Иногда деревья выпрастывали свои корни на тропинку, и тогда целая древесная баррикада преграждала им путь – приходилось перепрыгивать через нее, а иногда даже перелезать. Встречались порой и деревья-убийцы, которые обвивали стволы своих сородичей и душили их, как питоны. На некоторых участках этого зеленого туннеля воздух был таким спертым, что люди задыхались. Им казалось, что они дышали горячим газом. Тогда они, задерживая дыхание, преодолевали этот участок бегом, словно были под водой и стремились выбраться на поверхность раньше, чем в легких закончатся последние запасы воздуха.

А звуки этого леса… похожие на непрерывное жужжание, поднимающееся по спирали, на которое накладывались более низкие ноты… Сельва в любую минуту могла вдруг усилить звук – постепенно и по нарастающей. Иногда постоянство ритма опьяняло людей и придавало им ложную энергию, и тогда они, как гребцы на галерах, подгоняемые ударами барабана, ускоряли движение и преодолевали десять миль, словно одну. Порой звуки пронзали их плоть и дробили кости.

Уильяму, с его светлыми глазами, приходилось несладко. Свет в Конго не имеет оттенков. В глубине леса день превращался в зеленые сумерки. Но иногда, совершенно неожиданно, процессия выходила на открытое пространство, и тогда взрыв света ослеплял их. Контраст ранил хрупкую сетчатку серых глаз.

Уильям был мастером тщательно отмеренного холодного удара. Но сейчас избыток света вызывал у него припадки горячей ярости. Однажды ему под руку попал Маркус. Случилось это так.

Как-то раз, когда наступило время обеда, носильщики получили приказ открыть несколько ящиков. Внутри оказались цепи и колодки, которые негры должны были надеть, чтобы получить свою порцию похлебки. Годефруа переводил слова Уильяма:

– Каждый день возле котла стычки и ссоры. С сегодняшнего дня вы будете стоять в очереди вот так. Хватит толкаться.

Беднягам хотелось есть, и они подчинились. Несколько минут спустя Годефруа и Маркус раздавали еду веренице скованных людей. Колодка на шее каждого носильщика была прикована к колодке предыдущего и следующего за ним, ни для кого не было сделано исключения. Уильям подошел к огромному котлу, когда Годефруа наливал черпаком похлебку в деревянные миски. Уильям часто моргал – лучи солнца жгли ему глаза. Он закричал на Маркуса:

– Что это ты о себе воображаешь! Ты кто: помощник повара или шеф французского ресторана?

Маркус растерянно мотал головой, глядя то на котел, то на деревянные миски, не понимая, что имел в виду Уильям.

– Не трать еду понапрасну! – уточнил тот. Маркус окинул взглядом длинную цепочку из ста человек, похожих друг на друга, как морские сардины.

– Но они и так очень ослабли, – вступился он за носильщиков. – Им приходится тащить на плечах двадцать килограммов целый день.

– Делай что тебе приказывают, идиот! – заорал на него Уильям. И, прежде чем повернуться и уйти, добавил: – Это тебе не пикник на лужайке.

Экспедиция провела остаток дня на прогалине, но никому и в голову не пришло в голову после обеда снять с носильщиков колодки. Обливаясь потом, Уильям и Ричард молча курили, сидя в отдалении на складных стульях. Братья вели себя так, словно негры были скованы цепями с самого первого дня. Но больше всего удивляло то, что и носильщики не выразили никакого протеста. Правда, нашелся один, который взялся рукой за цепь и робко показал ее белым. Но Уильям и Ричард как ни в чем не бывало продолжали курить. Человек, указавший на цепь, посмотрел вокруг. Никто не последовал его примеру, и он смирился.

Маркус не мог взять в толк, почему эти люди позволили заковать себя в цепи, не оказав ни малейшего сопротивления. И ради чего? Ради похлебки из пшена. Теперь они безропотно лежали на земле, как стадо овец. И все.

В центре прогалины стояло одно-единственное дерево. Оно царило над поляной, как одинокий император, который держится от простолюдинов на расстоянии. По сравнению с этим деревом дуб в поместье Краверов казался тростью слепца. Основание напоминало гигантскую лягушачью лапу с растопыренными пальцами. С боков ствол окружали плоские боковые выросты, похожие на акульи плавники, которые уходили в землю. Каждый из таких контрфорсов был шире, чем горки, которые строят для детей. Маркус задрал голову, но плотная листва не позволяла ему разглядеть верхушку дерева.

Гарвей полез наверх, цепляясь за лианы, толстые и надежные, как металлические тросы. Уильям и Ричард засмеялись:

– Куда ты полез, Маркус? В Конго и без тебя полно обезьян!

Маркус не стал отвечать. Он карабкался все выше и выше. С высоты пятнадцати метров ему уже не было видно земли. Язвительные комментарии Уильяма и Ричарда едва достигали его ушей и, наконец, стали вовсе не слышны. Маркус не заметил, что оказался на такой высоте, где не было слышно никакого шума, производимого людьми.

Там, наверху, жизнь текла своим чередом. Птицы изумленно встречали его появление. Ветви стали тоньше, листья шлепали его по щекам и царапали руки, но он хотел подняться еще выше, еще чуть-чуть.

В какой-то миг Маркус протянул руку, под его пальцами хрустнула веточка, и ему показалось, что среди листвы открылся люк: самые зеленые глаза Африки посмотрели в самое синее небо в мире.

С такой высоты сельва казалась плотной порослью мха, но это были деревья, одни деревья. Здесь они мягко округлялись, там топорщились ежиком, и над всем этим пространством, подобно ватному туману, плыли испарения.

Никакой пустыне, никакому океану, никакой тундре не сравниться с этим величием. Маркус вдруг понял, что, каким бы огромным ни был мир, Конго всегда будет больше этого мира.

Он произнес вслух:

– Господи, куда мы идем?

Мне кажется, Маркус знал ответ: в тот край, на который не распространялась милость Господня.

5

Пять дней спустя носильщики начали умирать один за другим. С ними не церемонились. Когда один из них в изнеможении падал на землю, его пытались привести в чувство ударами приклада. Если бедняга не реагировал, с него снимали колодки и оставляли прямо у дороги, а экспедиция трогалась в путь.

Чем больше носильщиков умирало, тем тяжелее становилась поклажа на плечах оставшихся в живых, поэтому с каждым днем умирало все больше людей. Эти потери были еще одним доказательством непреклонности братьев Краверов. Однажды во время отдыха Ричард застал одного из носильщиков с колбой в руках: тот рассматривал на свет тараканов, плававших в формалине. Увлеченный наблюдениями, негр не заметил, как Ричард подошел к нему.