Книга Лейтенант и его судья - Мария Фагиаш

— Но вы все же знали, что он пехотный офицер, — не отступал Кунце.

— Это я сказал так, к слову, мой господин. Я знаю практически всех кавалерийских офицеров в округе. А поскольку такая фамилия мне незнакома, это и навело меня на мысль. Могу предложить господину капитану поговорить с портье. Хотя я не думаю, что он сообщит вам больше.

Прежде чем уйти из отеля, Кунце постоял некоторое время у регистрации. Он не представился портье, но было ясно, что человек в курсе дела, кто такой Кунце и что он входит в комиссию из Вены. Все это было знакомо — новости в маленьких городах распространялись мгновенно из уст в уста, быстрее, чем в больших городах по телеграфу.

Тем более что портье сидел у телефона.

— Как вы сказали: господин обер-лейтенант Дорфрихтер? — переспросил портье с чересчур равнодушным видом. — Думаю, этот господин никогда у нас не останавливался.

Кунце решил оставить свои попытки, заметив про себя реакцию и кельнера и портье.

Из девяноста одного выпускника 1905 года девять офицеров служили в 14-м пехотном полку Линца, входящего в военный округ Инсбрука. Из этих девяти только трое служили в самом Линце: Дорфрихтер и еще двое. Чтобы не вызвать подозрений, в своих комендатурах были допрошены еще двадцать других младших офицеров.

Очередь Дорфрихтера подошла около одиннадцати часов утра. Это было на следующий день после приезда комиссии. К этому моменту комиссия получила по результатам совместной работы венских полицейских и их местных коллег дополнительные доказательства, что преступление готовилось именно здесь, в Линце. Выяснилось, что писчебумажный магазин Кирххаммера, расположенный недалеко от комендатуры, торгует именно такой бумагой, которую использовал Чарльз Френсис, а картонажная фабрика здесь же, в Линце, — владелец Карл Плой — в числе прочих производит именно такие коробочки, в каких были упакованы капсулы с цианистым калием.

Петер Дорфрихтер был третьим из опрошенных офицеров. Как и другие, он был вызван в кабинет полковника фон Инштадта. Его умышленно заставили около часа ждать в приемной: доктор Вайнберг считал, что это заставит обер-лейтенанта понервничать.

Генерал Венцель был в принципе против подобного эксперимента, но, когда Кунце предположил, что, возможно, это поможет ускорить дело, согласился. Полковник фон Инштадт также присутствовал при допросе, но только в качестве наблюдателя.

Было похоже, что долгое ожидание в приемной не оказало на обер-лейтенанта Петера Дорфрихтера никакого воздействия. Когда он наконец был вызван, то вошел в кабинет твердым чеканным шагом. Щелкнув каблуками, коротко кивнул и согласно уставу доложил о своем прибытии своему полковнику. Члены комиссии встали и пожали ему руку, убедившись при этом, что рука у него была холодная, но сухая и его рукопожатие было крепким.

Петер Дорфрихтер был немного выше среднего роста, и его узкая фигура, казалось, состоит только из костей и мышц. Держался он безупречно, а движения его по своей элегантности были сродни движениям танцора балета, но при этом — ни следа жеманности. Он производил приятное впечатление: гладкие темные волосы, бледная чистая кожа, ухоженные усики над полными губами, умные глаза, напомнившие Кунце глаза ирландского сеттера, когда-то верного его друга. Лицо Петера выражало удивительно милую прелесть безгрешности.

Венцель предложил ему стул.

— Мы расследуем одно очень прискорбное дело, — начал он, — и должны задать вам несколько стандартных вопросов. Пожалуйста, постарайтесь на них ответить, по возможности, самым обстоятельным образом.

— Именно этого я и хочу, господин генерал, — кивнул Дорфрихтер. Для человека тридцати лет голос его был удивительно юным.

На Кунце голос произвел особое впечатление. Звук этого голоса, так же как и спокойная беззаботная манера держаться, сбивали его с толку. Его охватила злость на этого молодого человека, хотя он тут же стал себя упрекать в этом. Как юрист, он постоянно пытался придерживаться того основного положения, согласно которому человек оставался невиновным вплоть до той поры, пока его вина не доказана. А сейчас ему было досадно, что подозреваемый вовсе не вел себя соответствующим образом, да и не выглядел как подозреваемый.

— Где вы находились тринадцатого ноября между одиннадцатью часами вечера и восемью часами утра? — спросил Венцель.

Дорфрихтер на секунду задумался, сосредоточившись.

— Здесь, в Линце, у себя дома, господин генерал. — Затем он хлопнул себя по лбу, как если бы что-то внезапно пришло ему в голову: — Нет, я ошибся, вы ведь сказали тринадцатого, не так ли, господин генерал? Как раз тринадцатого в полночь я сел на поезд и в шесть часов тридцать минут прибыл в Вену, на Западный вокзал.

Лицо генерала выражало явную досаду.

Ответ никак не подходил под его убеждение, что они допрашивают абсолютно невиновного человека. Он бросил на Кунце укоризненный взгляд, как будто тот был виноват в появлении этого нового подозрительного обстоятельства. Властным движением руки он предложил Кунце продолжить допрос и, скрестив руки, откинулся на спинку стула — строгий, но нейтральный наблюдатель. Чаша весов начала склоняться в пользу версии Кунце, но это не уменьшило его необъяснимой антипатии к этому человеку. Мелькнувшая на лице молодого офицера улыбка обеспокоила его.

— Первым же омнибусом я отправился в город и вскоре был уже на квартире моей тещи в переулке Хангассе.

— Вы получили отпуск одиннадцатого ноября, разве вы не сообщили в своем рапорте, что хотите навестить своих родителей в Зальцбурге?

Почти всю вторую половину дня накануне Кунце потратил на изучение полковых протоколов. А ещедо поездки в Линц он собрал все, что можно было узнать о Дорфрихтере — его отметки в военном училище, оценку его спортивных достижений и акты медицинских обследований из его личного дела, а также все имеющиеся характеристики. Из всего этого вырисовывался образ высокоодаренного, добросовестного, но типичного офицера. Человек, который сидел напротив него, не вписывался в этот образ. Петер Дорфрихтер был каким угодно, но не типичным.

— Совершенно верно, господин капитан, — ответил он. Это прозвучало так, словно бы ему льстил проявляемый к его персоне интерес. — Так я вначале и предполагал. Но моя жена, которая в это время гостила у своей матери, написала мне, что чувствует себя не очень хорошо и не хотела бы возвращаться домой одна. Поэтому я должен был ее забрать. Она в положении, господин капитан.

— Вы ждете ребенка? — спросил генерал Венцель. Тон его голоса был дружеским, почти теплым, как будто офицер, чья жена ждет ребенка, не может быть отравителем.

— Так точно, господин генерал.

— Когда должен родиться ребенок?

— В конце месяца, господин генерал.

На какой-то момент все замолчали. Затем Кунце продолжил:

— Господин обер-лейтенант, вам известно о случае, который расследует наша комиссия?

— Так точно, господин капитан, как всякому, кто читает газеты.