Книга Очень серьезная организация - Сергей Соболев

Он вновь уселся на скамейку, надолго замерев в позе роденовского «Мыслителя». Теперь-то он врубился, почему Оксана так странно себя вела. Во-первых, она практически не пила принесенное ею же шампанское, лишь пару раз пригубила из своего фужера. Во-вторых, попросила его не курить при ней (таких замечаний он прежде от нее не слышал). В-третьих, когда они занимались любовью, она… осторожничала, что ли, была чуточку другой, нежели прежде. Ну и самое главное: Оксана несколько раз как будто пыталась с ним заговорить о чем-то важном. Раза два или три так и сказала: «Андрей, мне нужно кое-что сообщить…» Но, видно, откладывала серьезный разговор на потом, на утро, на тот час, когда он, Гайдуков, сам хоть что-то расскажет ей о своих ближайших жизненных планах.

А что он, спрашивается, мог сказать? Только то, что у него покамест довольно неопределенная ситуация. И что он, хотя и дорожит этими их отношениями, вынужден будет, наверное, как только получит новый паспорт, податься на заработки: у самого заначка почти кончилась, а Юрий не обязан содержать своего взрослого братца, поскольку у него на плечах собственная семья.

«Что ж эти сволочи удумали? – сверлила его мозг одна и та же мысль. – Лишь бы они не вздумали как-то преследовать Оксану… ну при чем тут она? При чем тут женщина, да еще и… беременная? Нет, им нельзя об Оксане ничего рассказывать! А то будет еще хуже… Ах ты ж боже мой! Ну что же делать, как же отсюда выбраться?..»

Он вдруг встрепенулся. Записка! Ее нельзя оставлять. В следующий раз эти сволочи могут его обыскать. Если Оксанкина записка попадет к ним, это может еще сильнее усугубить ситуацию. Значит, он должен ее уничтожить…

Гайдуков порвал письмо на мельчайшие клочки, чтобы его невозможно было прочитать…

Несколько раз он принимался дубасить кулаками в окованную металлом дверь. Хотел переговорить с «керiвником», узнать, почему его здесь держат, как арестанта. Ну или со старшим, который, кажется, вертит даже самим Криворучко. Вспомнил наконец, где он его видел, этого Леона. В 96-м году, кажется, в Ачхой-Мартане, куда на один из «блоков» вдруг перебросили небольшое подразделение «вэвэшников» (Гайдуков тогда был старлеем, а служил в ту пору в Софринской бригаде внутренних войск)…

Впрочем, ему было не до этих воспоминаний. Выбраться бы как-то отсюда… Да и вообще неплохо бы свинтить с этой базы! Уж больно стремный здесь контингент, особенно эти трое – Леон и пара его «орлов». Местные ребятишки, Тимоха и Роман, тоже, надо сказать, те еще ухари. Это пока все вокруг мирно-спокойно, с ними еще как-то можно иметь дело. А вот ежели какой замес пойдет, то еще хрен его знает, на что они способны. По всему чувствуется, что мужики они тертые, бывалые, и при том – каждый «себе на уме».

Гайдуков периодически пытался привлечь внимание окружающих к себе, стучал в дверь, кричал, но никто не отзывался…

Смеркалось.

Затем совсем стемнело.

Наконец, когда, по его прикидкам, на дворе уже была ночь – наручные часы у него отобрали, – послышались шаги и бодрые мужские голоса.

Замки и петли тщательно смазаны, как и положено у рачительного хозяина. Тяжелая дверь отворилась без скрипа. В темное пространство «камеры» ударил сноп фонаря… Пошарил по стенам и полу, затем уткнулся, слепя, в лицо «узнику».

– Руки за голову! Лицом к стене! – раздался сухой, лишенный эмоциональных ноток голос. Потом, когда Гайдуков выполнил эти две команды, которые он и сам – в разных словесных выражениях – не раз и не два подавал, тот же голос поинтересовался у кого-то, кто тоже присутствовал при этой сценке: – Ну что, чиф? Прям здесь его мочкануть?

Наступила тишина, от которой у Гайдукова чуть не взорвались барабанные перепонки.

– Ситуация такова, Гайдуков, – донесся из темноты голос Леона. – Ты облажался… и нам устроил трудности! За все надо отвечать. Я полагаю, мы тебя кончим прямо здесь, в подвале. У тебя есть ровно минута времени, чтобы убедить меня этого не делать.

Глава 7ИЗ ОГНЯ ДА В ПОЛЫМЯ

Мокрушина вывели во двор и усадили – через боковую дверь – в микроавтобус. Но не в милицейский, а в черный «мерсовский», с тонированными стеклами и без опознавательных знаков на бортах. На борту были двое «своих»: Заречный, тоже покинувший райотдел, и водитель-прапорщик примерно его возраста, которого все знакомые звали просто Санычем. Плюс еще двое мужиков, которых можно чисто условно отнести к «своим» – это были особисты, прикрепленные к Подотделу активных мероприятий (их в подразделении – строго между своими, конечно, – называли не иначе, как «инквизиторами»). Вот они-то – а вовсе не фээсбэшники – и отконвоировали Рейнджа к спецфургону.

Все четверо – в цивильной одежде. Наметанным глазом Рейндж узрел, что у троих – кроме полковника – при себе имеется табельное оружие. И все они, надо сказать, не выглядели слишком уж дружелюбными и приветливыми. Скорее – наоборот.

– Саныч, где здесь у тебя аптечка? – спросил у водителя Заречный. – Ага, нашел… Ну все, поехали! Маршрут тебе известен, так что топчи на газ.

Начальник, держа в руке кейс, с виду не очень похожий на стандартную водительскую аптечку, пересел в кресло, расположенное позади водителя. Спецтранспорт имел особую планировку салона; некоторые сиденья были развернуты как бы против движения, так что он оказался напротив Мокрушина, так сказать, лицом к лицу. Один из «инквизиторов» уселся рядышком с Рейнджем. Его коллега разместился возле бокового люка.

Микроавтобус покатил со двора ОВД «Марьино», вскоре выехал на проспект и взял курс в сторону МКАД. Мокрушин, хотя все происходящее вокруг попахивало фантасмагорией, отметил, что вперед них, по курсу, проскочил серый «Паджеро» – это была их конторская разъездная тачка, за рулем которой ему доводилось не раз и самому сиживать.

Заречный открыл кейс. Некоторое время он копался в его внутренностях. Затем, вооружившись флакончиком с антисептиком и ватным тампоном, принялся обрабатывать кровавые ссадины на запястьях своего проштрафившегося – вот только чем, Рейндж этого пока решительно не понимал – подчиненного.

– Я тихо фигею! – пробормотал Мокрушин. – Уй… полегче, командир… щиплет! Да снимите же с меня эту чертову «скрепу»! Не врубаюсь я что-то… спектакль же вроде как закончен?!

– Тоже мне, «нервный вьюноша» нашелся! – Заречный обработал ссадины и пришлепнул – временно, пока не осмотрит врач, – на поврежденные участки кожи полоски пластыря. – Больно бывает, когда матку выворачивают… Ну да ладно: тебе еще предстоит через все это пройти.

– Да чего случилось-то?! – взорвался наконец Рейндж (и тут же почувствовал на предплечье железную хватку опекающего его «инквизитора»). – Ладно, ладно, полегче! Я же просто хочу знать, что стряслось?! Решительно ни во что не врубаюсь! Сижу тут, понимаешь… как дурак!

– Сам сказал. – Заречный захлопнул медицинский кейс и положил его за спинку кресла. – А теперь к делу, подполковник! Доложите, где вы были минувшим вечером и ночью. И, что не менее важно, чем вы занимались все это время, пока вас не прихватили наши славные внутренние органы!.. Здесь чужих ушей нет. С товарищами из особого отдела вы знакомы. Так что давайте выкладывайте: это пока еще не официальное внутреннее расследование… но я бы посоветовал вам говорить чистую правду.