Книга Тайна черной жемчужины - Елена Басманова

– Да? – Клим Кириллович не замечал, что он уже давно рассеянно покусывает собственную губу. – Ваш отец не воспринял всерьез этого молодого человека.

– Папа уже стар! – возразила Мура. – Он забыл, что такое любовь. А безумную любовь – и не знал, наверное, никогда.

– Вы уверены? – усмехнулся доктор. Мура смутилась.

– Итак, допустим, Брунгильда влюблена. В прекрасного юношу Глеба. Вы думаете, что они вместе бежали? Куда и почему?

– Она могла бежать только с Глебом. Куда – неважно. А почему? Или по желанию господина Тугарина, или Брунгильда боялась, что отец не одобрит ее выбор. В любом случае он не разрешил бы ей выйти замуж за малознакомого человека.

– Итак, они бежали. Надеюсь, они будут счастливы.

Доктор почти не чувствовал себя уязвленным. Да и любил ли он когда-нибудь Брунгильду по-настоящему? Сейчас он этого не знал.

– Теперь вы понимаете, о чем я хочу вас попросить? – напомнила о себе Мура.

– Не вполне, – очнулся доктор и выпрямился. – В чем состоит ваша просьба?

– Я хочу, чтобы вы пошли на квартиру к Глебу Тугарину!

– И зачем? – Брови доктора поползли вверх.

– Если мои подозрения правильны, то либо они оба там, либо их обоих там нет, – объяснила Мура.

Доктор смотрел на нее остановившимся взглядом.

– Милый Клим Кириллович, папу я просить не могу – сами знаете, будет скандал. Сама пойти я тоже не могу – неприлично. А вы – мужчина, да еще и доктор, друг семьи. Все будет выглядеть нормально.

– И что я там, по-вашему, должен делать? – с некоторым раздражением спросил доктор.

– Если они там – то убедите их, что не надо скрывать свою любовь от родных. Если их там нет – то мы сможем, косвенным образом конечно, доказать родителям, что они вместе бежали. И уже конкретно искать их обоих.

– Здесь есть свой резон, – согласился после затянувшегося молчания докгор. – Елизавета Викентьевна не будет посылать Николая Николаевича на поиски трупа любимой дочери по моргам и больницам. Да и вопрос о шантаже отпадет.

– О каком шантаже? – опешила Мура.

– Неважно, это одна из версий, которые мы обсуждали, – небрежно бросил доктор. – Мне она не кажется убедительной.

– Моя идея уменьшит поле неизвестности, на котором мы все топчемся, – продолжала уговаривать доктора Мура.

– Вас, как и меня, угнетает бездействие, – лукаво улыбнулся он, в серых глазах мелькнули искорки. – Я готов выполнить вашу просьбу. Но как узнать, где живет Тугарин?

– Медвежий переулок – как раз в вашей Адмиралтейской части. В доме госпожи Сильвуплеповой. Трудно не найти.

Доктор Коровкин встал со скамейки и вздохнул:

– Придется, видимо, покориться вашей просьбе. Отправлюсь туда немедленно. Чему быть, того не миновать.

Он сбросил с саквояжа ржавый дубовый лист, отряхнул полы пальто, чтобы удержать собеседницу от излишних изъявлений признательности.

– Как я благодарна вам, Клим Кириллович, – уже приближаясь к выходу из сквера, проникновенно произнесла Мура. – Это ведь не такое сложное поручение, правда? Совсем маленькая просьба.

– Просьба-то маленькая, – согласился без воодушевления доктор, – да как бы дело не закончилось плачевно.

– Почему – плачевно? – не поняла младшая профессорская дочка.

– Как только я соглашаюсь выполнить вашу маленькую просьбу, так непременно оказываюсь в кутузке!

Глава 8

В ответвляющемся от Медвежьего переулка тупичке, о существовании которого знали далеко не все петербуржцы, стоял трехэтажный дом, свеже-выкрашенный в ядовито-оранжевый цвет. За внешне привлекательным строением скрывался изрядно захламленный двор, где умещалось несколько покосившихся дровяных сараев, сенник да конюшня на несколько лошадей и каретный сарай.

У приземистой арки по левой стороне фасада, около массивных чугунных ворот стоял рыжебородый дородный дворник в люстриновом пиджаке порерх голубой рубахи навыпуск. В руках он держал метлу и железный совок. Со своего поста он хорошо видел и парадный подъезд, выходивший на немощеную площадку перед домом, и – сквозь приоткрытую дверцу в воротах – часть двора.

Сейчас он внимательно слушал сетования долго-вязого костлявого конюха в неопрятной одежке, к рукавам которой прилипла местами солома.

– Света белого не вижу, весь день с животиной, – жаловался конюх благодушному дворнику. – Помой, покорми, напои, убери за ней. Лошадей убирает конюх, а кучер за тридцать рублев в месяц, окромя харчей и подарков, только и знает, что на козлах сидеть.

– Кучерато твои знатного взяли: и борода до пояса, и спинища – две моих будет.

– Из лихачей перешел; видно, спокойной жисти ищет. Да недолго прослужит у господ, привык он к вольнице, – высказал свои соображения конюх.

– А хозяева твои редко выезжают, – важно заметил – Да мне-то и хорошо, ворота лишний раз не отпирать и не запирать.

– Вечером в тиатру собираются, вот я лошадей и готовлю, хвосты расчесываю.

– Все одно редко выезжа.ют, – упорствовал дворник. – Уж не Рафика ли боятся?

– А кто знает? Говорят, что Рафик-то этот только богатых одиноких дамочек шерстит, – зашептал, оглядываясь по сторонам, Семен. – На экипажи вроде не нападает, по квартирам не ходит. Да у моих в доме и швейцар есть, сам знаешь. Они у вас только лошадей да свой экипаж держат.

– И к нам не забредет, – нахмурился дворник, – и догляд хороший, и жильцы скромные, приличные, да и без особого богатства.

– У Сильвуплеповой квартиры снимает публика порядочная, не набузит, не набезобразничает, – подтвердил конюх.

– На это пожаловаться не могу. – Дворник проводил взглядом благообразного господина в пальто с бархатным воротником, держащего в руках трость с серебряным набалдашником и неторопливо спускающегося по ступеням крылечка, их было всего четыре. Господин из благородных навещал вдовушку Карякину. Аделаида Андреевна снимала квартиру номер пять на третьем этаже. Дамочка вполне привлекательная, пышная. Принимает ухажеров. Ох, развелось на белом свете неразборчивых гуляк! Вдовушка-то годочков на десять постарше будет этого молодца.

– А как ваш новый жилец? Не буйный? – хихикнул конюх Семен. – Вдовушка-то на него глаз не положила?

– Из третьей-то квартиры? Нет, ничего, смирный, – ответил дворник, когда господин с тросточкой окончательно скрылся из виду. – Поздно не возвращается. Почти безвылазно дома сидит, ни сам никуда, ни к нему никто. Хозяева-то квартиры все еще на даче, за квартирантом ухаживать некому. Так Аделаида Андреевна ему прислугу приискала, приходящую. Бойкую, смешливую Соней зовут.

– Вижу, Фаддей Фаддееич, нравится вам эта Соня, – заискивающе заметил Семен. – Разок и мимо меня прошмыгнула. Росточком не вышла. А так – все при ней, формы округлые на месте. Послышался заливистый женский смех, и мужчины подняли головы вверх. На третьем этаже хлопнула оконная рама.