Книга Таинство, слово и образ. Православное богослужение - Александр Владимирович Мень
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В городе смятение. «Кто это?» – спрашивают люди, выходя к воротам. «Это Иисус, Пророк из Назарета», – отвечают богомольцы. Они машут пальмовыми ветвями. Так принято приветствовать победителя. Они надеются, что Пророк-Мессия даст им освобождение от власти язычников.
С болью в сердце обращается Иисус к Иерусалиму: «О, если бы и ты хотя в сей твой день узнал, что служит к миру твоему! Но это сокрыто ныне от глаз твоих…»
Христос впервые не отклоняет восторгов толпы. Он ждет, испытывая сердца человеческие. До последнего мгновения не поздно. Он несет Благую Весть, а люди хотят сигнала к восстанию.
Между ними и Сыном Давидовым пролегла пропасть. Даже Его ученики заражены общим ослеплением. Они спорят между собой, деля будущие места у трона…
Окруженный народом, но одинокий, вступает Иисус в столицу, проходит по праздничным улицам. Он продолжает идти через века, вслушиваясь в голоса людей. Он говорит им: «О, если бы вы узнали, что служит к миру вашему! До последнего момента еще не поздно…»
* * *На богослужении Лазаревой субботы поются воскресные песнопения в знак предвозвещения Пасхи. Во время всенощной под праздник Входа Господня в Иерусалим люди стоят с ветвями. На Востоке – это ветви пальм, лавра и цветы; у нас – вербы, вестницы наступающей весны. Обычай освящать пальмы был введен Церковью в IV веке. Отсюда название праздника – «неделя ваий» (греч. «ваиа» – пальма).
Кондак праздника:На престоле на небеси, на жребяти на земли носимый, Христе Боже, Ангелов хваление и детей воспевание приял еси, зовущих Ти: благословен еси, грядый Адама воззвати.
Страстная седмица
Понедельник, вторник, среда
В первые три дня Страстной седмицы Церковь вспоминает последнее пребывание Господа в Иерусалиме. В эти дни совершаются: полунощница, утреня, часы с чтением Евангелия, литургия преждеосвященных Даров. Во время часов принято прочитывать все четыре Евангелия (до Ин. 13: 30), но обычно это чтение начинают заранее, с пятой или шестой седмицы.
В тропаре звучит мотив евангельской притчи о десяти девах. Говоря о приближении дней борьбы и испытаний, Христос рассказал притчу о том, что надо «бодрствовать и не унывать», держа свои светильники зажженными в ожидании божественного Жениха.
Се Жених грядет в полунощи,и блажен раб, егоже обрящет бдяща:недостоин же паки, егоже обрящет унывающа.Блюди убо, душе моя,не сном отяготися,да не смерти предана будеши,и Царствия вне затворишися:но воспряни зовущи:Свят, Свят, Свят еси, Боже,Богородицею помилуй нас.Великий четверг
Великий четверг – день установления Евхаристии, день Тайной вечери. В тропаре четверга поется:
Егда славнии ученицына умовении вечери просвещахуся,тогда Иуда злочестивыйсребролюбием недуговав омрачашеся,и беззаконным судиямТебе, Праведнаго Судию, предает.Виждь, имений рачителю,сих ради удавление употребивша,Бежи несытыя души,Учителю таковая дерзнувшия.Иже о всех благий, Господи,слава Тебе.* * *Ночь над Иерусалимом. Город спит. В сионской горнице зажжены светильники. В печальном молчании сидят Двенадцать. «Один из вас предаст меня». Шепот, испуганные возгласы: «Не я ли?» Стремительно встает Иуда и ускользает в ночную тьму.
Не спят и члены Синедриона. Архиереи отдают тайный приказ воинам…
Апостолы разделили священную Чашу и Хлеб. Господь говорит о страданиях, которые ждут Его. Петр с горячностью обещает идти с Ним на смерть. Он не подозревает, как она близка.
«Да не смущается сердце ваше… – говорит Учитель. – Заповедь новую даю вам, да любите друг друга, как Я возлюбил вас».
Тихо напевая пасхальный псалом, один за другим покидают дом; при бледном свете луны выходят за ворота и углубляются в масличный сад Гефсимании. Там царит мрак. Каждый звук отдается в тишине.
Апостолы расположились на ночлег. Только трое следуют за Иисусом, но и у них глаза слипаются, слабость парализует тело. Сквозь забытье они слышат Его голос: «Авва, Отче! Все возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня, но не чего Я хочу, а чего Ты…»
Между тем стража уже пересекает по тропинке овраг. Впереди – Иуда. «Кого я поцелую, Того и берите». Воины идут между деревьями. Фонари и факелы мелькают среди стволов сада…
«Симон! ты спишь? Не мог ты бодрствовать один час!..»
Кончено. Они уже здесь. Отблески огня на злых, возбужденных лицах. Иуда бросается к Иисусу и целует Его.
– Здравствуй, Равви!
– Друг, вот для чего ты пришел!..
Их окружают.
– Кого ищете?
– Иисуса Назарянина.
– Это Я.
Они смущены, испуганы, однако через мгновение уже приходят в себя и стягивают веревками Его руки.
Петр бросается вперед с мечом. Но Учитель не хочет кровопролития. «Теперь ваше время и власть тьмы», – говорит Он страже. Растерянные ученики в ужасе разбегаются…
А потом настает эта страшная ночь: отречение Петра, допрос у архиерея, издевательства челяди, лживые показания, вопль Кайафы: «Ты ли Мессия, Сын Благословенного?» – и в напряженной тишине ответ: «Я!..»
Утро. Христос перед Пилатом, сонным, брезгливым, недовольным. Какое дело прокуратору до религиозных споров? Назло архиереям он готов отпустить Узника, Который кажется ему безобидным мечтателем. «Я пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине», – слышит Пилат и усмехается: «Что есть истина?» Он не верит в нее. Он верит только в силу золота и легионов. Сохранить благоволение кесаря ему дороже всех истин на свете. Говорят, что этот Назарянин бунтовщик, выдающий себя за Царя Иудейского? Это уже опасней споров об истине; рисковать нельзя. И Пилат умывает руки.
* * *Можно без конца перечитывать эти евангельские страницы о Страстях, и каждый раз они будут открываться по-новому, оставаясь вечно живыми.
У Чехова есть замечательная новелла о том, как после службы Великой пятницы студент пересказал двум деревенским женщинам Гефсиманские события и драму отрекшегося Петра.
«Петр, – закончил он, – взглянув издали на Иисуса, вспомнил слова, которые Он сказал ему на вечери… Вспомнил, очнулся, пошел со двора и горько-горько заплакал. В Евангелиях сказано: „И исшед вон, плакася горько“. Воображаю: тихий-тихий темный-темный сад, и в тишине едва слышатся глухие рыдания…
Студент вздохнул и задумался. Продолжая улыбаться, Василиса вдруг всхлипнула, слезы, крупные, изобильные, потекли у нее по щекам, и она заслонила рукавом лицо от огня, как бы стыдясь своих слез, а Лукерья, глядя неподвижно на студента, покраснела, и выражение у нее стало тяжелым, напряженным, как у человека, который сдерживает сильную боль…
Студент пожелал вдовам спокойной ночи и пошел дальше… Дул жестокий ветер, в самом деле возвращалась зима, и не было похоже, что послезавтра Пасха…
Он оглянулся. Одинокий огонь спокойно мигал в темноте, и возле него уже не было видно людей. Студент опять подумал, что если Василиса заплакала, а ее дочь смутилась, то, очевидно, то, о чем он только что рассказывал, что происходило девятнадцать веков назад, имеет отношение к настоящему – к обеим женщинам и, вероятно, к этой пустынной деревне, к нему самому, ко всем людям» («Студент»).
В русской литературе есть еще одно свидетельство огромной силы Страстных богослужений. Это эпилог романа «Господа Головлевы». В гибнущем доме,
