Книга История Вселенских соборов. Часть II. Вселенские соборы VI, VII, VIII веков - Алексей Петрович Лебедев

времени, прошедшего в препирательствах даже до обид, западные епископы однако же согласилось на осуждение трех глав, познав истину». Причиною такого сопротивления Пелагий выставляет незнание латинянами греческого языка, вследствие чего они долгое время должны были руководиться ошибочными слухами (Деян. V. 421 — 422). Папа Григорий Великий (в конце VI века) борется с остальными защитниками трех глав. Это были отдаленные епископы Ирландские. Григорий разъясняет им, что в вопросе о трех главах «ничего не было нарушено в деле веры или каким-нибудь образом изменено»; призывает их к единению с церковью и надеется, что они послушно последуют её голосу (Деян. V. 458–9). После времен папы Григория авторитет V Вселенского собора непререкаемо утверждается во всей церкви наравне с первыми четырьмя Вселенскими соборами.

Монофелитство и VI Вселенский собор

I. Монофелитство и поборники православия до VI — го Вселенского собора

А. Монофелитство

Происхождение ереси. — Монофелиты Ираклий, Сергий, Кир. — Кир и·его уния в Египте. — Еретичество папы Гонория. — «Изложение». — «Образец». — Сила монофелитства.

Ересь седьмого века — монофелитство находится в самой родственной связи с ересью монофизитов. Хотя над монофизитством церковь давно уже, еще в V веке на соборе Халкидонском четвертом Вселенском, произнесла свой суд, однако же ересь эта не переставала иметь многочисленных приверженцев в VI и VII веках. В этом последнем веке монофизитство является в новом виде своего развития, — из него вырождается ересь монофелитская. Монофелиты утверждали, что во Христе одна воля и одно действие божеское, человеческой же воли и человеческой деятельности не признавали в Богочеловеке. Такой переход монофизитства в монофелитство был весьма естествен. В самом деле монофизитское учение об одной природе во Христе — божественной и непризнание в Нем природы человеческой само собой вело к учению об одной воле во Христе тоже божественной, и к непризнанию в Нем воли человеческой. Одно естество необходимо имело и одну волю. Один современник VI Вселенского собора[66] (папа Агафон) именно объявляет монофелитство плодом монофизитства. Он говорит: «Те, кои сливают таинство святого воплощения, уже тем самым, что исповедуют единое естество (монофизитство) во Христе, составившееся из Божеского и человеческого, стремятся признать в Нем, как едином, единую волю и единое личное действие» (Деян. т. VI, стр. 71). Но и в среде самих православных лиц нашлись такие, которые посредством неправильных умозаключений от истинного учения о Богочеловеке, утвержденного на III и IV Вселенских соборах также приходили к монофелитству. Церковь в борьбе с несторианством и монофизитством выразила свое православное учение в таком роде, что в противоположность несторианству утвердила единство лица (ипостаси) Богогочеловека, а в противоположность монофизитству-двойство природ во Христе. Некоторые из среды православных, обращая внимание лишь на одну сторону этого учения, — именно на учение о единстве ипостаси Богочеловека, делали отсюда неправильное заключение, что признание единства лица требовало допущения и единства воли во Христе. Подобные люди рассуждали таким образом: «Господь наш Иисус Христос и по воплощении пребывает в двух совершенных естествах неслитно и нераздельно в одном лице и одной ипостаси; особенности того и другого естества стеклись в одно лицо, в одну ипостась; поэтому мы исповедуем Христа в новом образе без телесных хотений и человеческих помыслов, исповедуем в Нем одно ипостасное хотение и действие» (Деян. VI. 177). Но это было монофелитство, а не истинно-православное учение, хотя оно и выводилось из учения Вселенской церкви. Правильное же церковное учение заключалось в признании во Христе двух воль Божеской и человеческой; эта истина была необходимым выводом из утвердившегося в церкви учения о двух природах во Христе: если во Христе находятся две природы полные, всецелые, со всеми своими свойствами, то они не могли быть без их принадлежностой-воли божественной и человеческой; иначе они были бы неполны, несовершенны, лишены своих необходимых свойств (Деян. VI, 314. 315).

Мысли монофелитские нередко высказывались и ранее VII века (Д. VI, 101. 102), но они не достигали ни особенной силы и развития, ни особенного распространения. Широкое распространение монофелитство приобрело лишь с царствования императора Ираклия, который захотел воспользоваться этим учением для своих целей чисто государственных. Политическое единство империи могло основываться только на единстве религиозном; но этого единства религиозного не было, как скоро целые миллионы подданных исповедовали монофизитство. Император хотел помирить монофизитов с православными и для сего воспользовался монофелитским учением. Он надеялся, что если монофизитам сделать некоторую уступку, ввести в церковь учение об одной воле во Христе, то этим будут довольны они и примкнут к обществу православных, при чем, казалось ему, и православные не потерпят ущерба в своих основных убеждениях; ибо истина, за которую со всею ревностью стояло православие о двойстве естеств во Христе, не устранялась подобным учением. Можно догадываться, что к осуществлению этой мысли Ираклий пришел под влиянием знакомства с мыслями и расположениями монофизитов в Армении и Колхиде, где император в 622 и последующих годах находился по военным обстоятельствам. Император был человеком сведущим в религиозных вопросах; во время пребывания своего в названных странах, где сильно было монофизитство, он вступал со многими представителями этого лжеучения в религиозные беседы и споры, вероятно выспрашивал их: не присоединятся ли они и их последователи в церкви православной, если в последней будет провозглашено учение сходное с монофизитством, — об одной воле и действии во Христе. Нужно полагать, что собеседники подали ему в этом случае добрые надежды. В особенно близких отношениях стоял император в Колхиде с митрополитом монофизитом Киром. Под влиянием своих бесед с представителями монофизитов, которые возбуждали в нем лестные для него и его планов надежды, Ираклий письменно обращается к патриарху Константинопольскому Сергию, вероятно делясь с ним мыслями и чувствами по данному делу (Деян. VI. 366 — 367). Сергий без сомнения и раньше еще сталкивался с императором о том, как монофелитским учением воспользоваться к выгоде империи. Бес подобного предположения нельзя объяснить той готовности, с какою Сергий становится на защиту монофелитства. Сергий на письмо из Колхиды отвечает уверением, что учение об одной воле и одном действии во Христе есть учение, которое не только не противно преданиям церкви, напротив гораздо сообразнее с ними, чем учение о двух волях и двух действиях во Христе (Д. ibidem.). Мысли патриарха об одной и двух волях во Христе выразились в одном его послании в следующем виде: «следовать учению о двух волях, значило бы предположить во Христе две противоположные одна другой воли, например, волю Бога Слова, желающего совершить спасительное страдание, и волю его человечества, противящуюся Его воле и таким образом