Книга Эпоха Древних - Замиль Ахтар

прямо над нами?

Кярс состроил глубокомысленную физиономию, но так и не дал ответа.

– Храм святого Хисти, – сказал я. – Ты мог бы развлекаться где-то в другом месте.

– Хочешь сказать, что никогда не трахался с Сади в этих пещерах?

– Не используй это слово, когда говоришь о ней. И нет, только не здесь.

– Здесь, там. Какая разница?

– Это святое место. Более того, Апостолы будут в ярости, а они нужны тебе. Они провозгласили тебя защитником города. Если потеряешь этот статус, то кем ты будешь?

– Я шах Аланьи. И даже если враги убьют меня, я умру шахом Аланьи. Разве не так ты говорил на днях?

Кярс, спотыкаясь, поднялся на ноги, его член болтался.

– Дать что-нибудь от похмелья? – спросил я.

– Като знает, что мне нужно. Като! Как обычно! – выкрикнул Кярс.

– Сию минуту, ваше величество, – крикнул в ответ через дверь Като.

– На будущее: не волочись за женщинами из ордена, – сказал я. – Большинство происходит из влиятельных семей, тебе не нужна их неприязнь из-за того, что ты обесчестил их дочерей.

– Но их легче всего заполучить. Мой член для них – просто оазис. – Кярс схватил его. – Большая раскачивающаяся пальма в оазисе.

– Мне плевать. Не знаю, сколько времени ты провел в Зелтурии…

– В общем-то, нисколько. Я не любитель таких мест.

Он пытался смутить меня – обычная тактика Селуков по отношению к подчиненным. В конце концов, бесстыдство демонстрирует превосходство.

Но я был слишком опытен для такой чепухи.

– Это не Кандбаджар. Люди здесь грешат, но осторожно.

– А я слышал, что ты открыто разгуливаешь по улицам вместе с Сади. Она тебе не жена.

– Да, но я не трахаюсь с ней под храмом самого святого человека из когда-либо живших.

– А тебе, значит, можно использовать это слово по отношению к ней?

Он начал натягивать свободные бархатные штаны. Я быстро подошел и навис над ним так близко, что он съежился.

– Я служил шаху Джалялю. Я служил шаху Мураду. Поверь, они грешили больше и лучше, чем ты. Грех меня не волнует. А знаешь, что волнует? Идиотизм. Глупость. И больше всего – высокомерие.

Дверь со скрипом открылась.

– Ты проявляешь неуважение к моему шаху, маг? – произнес Като.

Я повернулся и увидел в его руках медный кувшин.

– Я внушаю нашему шаху здравый смысл, что является моим правом как его советника.

– Все хорошо, Като. – Кярс, все еще в одной штанине, встал между нами. – Кева совершенно прав. Это не Кандбаджар. Моя власть здесь покоится на других столпах, и лучше бы мне научиться не шатать их, чтобы все не рухнуло. В будущем я буду более… избирателен и осмотрителен.

Ничто так не привлекало меня, как шах, признающий свои ошибки. Джаляль был таким же.

Като налил желтый сок в медный кубок, и Кярс осушил его одним глотком.

Через полчаса мы с Кярсом восседали на подушках в невзрачном зале под храмом святого Хисти. Напротив нас расположились трое взрослых детей Мансура – Хурран, Шакур и Эсме. Слуги подали всем мятную воду. По углам, возле мерцающих в нишах свечей, сидели писцы.

Я откашлялся и произнес заготовленную речь:

– Если мы не помиримся, Сира уничтожит нас всех. В ее руках все темные силы Ахрийи. У нас десять тысяч гулямов, но этого недостаточно. В одиночку мы обречены. Но вместе сможем вернуть Аланью Селукам.

– Какой ветви Селуков? – спросила Эсме, средняя дочь Мансура, тщедушная женщина с седеющими волосами, почти полностью скрытыми золотой вуалью с узором в виде симургов.

– Это мы можем решить после того, как победим Сиру и ее богомерзкий союз силгизов и йотридов, – ответил я.

– Или можем решить сейчас. – На лице Эсме появилась горькая улыбка. – Видишь ли, в Мерве никого не ненавидят больше, чем тебя, Кярс. Люди любили нашего отца. Убив его, ты задел их честь и посягнул на их права.

Я сомневался, что большинству жителей Мервы есть до этого дело. Пока в достатке еда и стоит хорошая погода, простолюдинам все равно, кто ими правит. Знатные люди, конечно, чувствовали себя оскорбленными, но мы собрались здесь для того, чтобы это поправить.

– Твой отец сделал неправильный выбор. – Казалось, Кярс полностью поправился от похмелья. Он говорил с важным видом и в своем одеянии из золотой парчи, украшенной нефритом, выглядел истинным шахом. – Полагаю, ты должна признать, что часть вины лежит на нем самом.

– Но он был прав, разве нет? – Самый младший, Шакур, был коренастым мужчиной с густо подведенными глазами и золотым кольцом в носу, а также одной сапфировой серьгой в ухе на кашанский манер. Столько украшений на таком скучном лице. – Теперь ты признаешь, что сын твоей рабыни рожден не от твоего семени, о чем все время пытался сказать наш отец.

– Зедра обманула меня, – с затаенной болью сказал Кярс. – Но то, что у меня нет наследника, не лишает меня звания шаха Аланьи.

– У меня четверо сыновей, – с апломбом заявил Шакур. – Старший уже почти совершеннолетний. Как только ему исполнится двенадцать, он женится на порядочной женщине и будет готов производить на свет принцев. Если думать о судьбе Аланьи, как совершенно справедливо призывает маг, то не может быть сомнений в том, какая ветвь нашего дома самая крепкая.

– Шакур… – Кярс провел пальцами по своей аккуратной бородке. – А как тебе это? Поскольку ты был наследником своего отца, я тоже назову тебя своим наследником до тех пор, пока не произведу на свет сына.

– Его, а не твоего брата? – недоверчиво переспросила Эсме.

– Фарис будет оскорблен. – Кярс поднял руки. – Но из братьев выходят плохие наследники.

Мы обсудили этот компромисс. Фарис был бесправным пятнадцатилетним мальчишкой. Над ним, а тем самым и над Дорудом и побережьем Юнаньского моря, что составляло больше половины Аланьи, властвовал великий визирь Баркам. Назначение другого наследника стало бы веским посланием.

– Баркам. – Рот Шакура наполнился ядом. – Ему это не понравится.

– Это сколько ему угодно, – хихикнул Кярс непринужденно. Мне нравилось, каким беззаботным он мог казаться, в этой безмятежности чувствовалась сила. – Я даже назову тебя великим визирем. А Эсме сделаю султаншей султанш со всеми вытекающими из этого титула преимуществами и дарами.

Я взглянул на молчавшего до сих пор Хуррана. Одежду пастуха он сменил на белоснежный кафтан с аккуратным розовым жилетом. Наряд намного скромнее, чем у брата и сестры, но все равно достойный.

Мы не намеревались оказывать ему услуги или предоставлять должности, поскольку отец лишил его наследства. Проведя шесть лет в кандалах, он покинул темницу Мервы, лишившись всякого влияния. Судя по тому, как пристально Хурран смотрел на всех,