Книга Эпоха Древних - Замиль Ахтар

со мной.

– Он здесь.

– Кто?

– Старшенький Мансура. Он прибыл утром, переодетый пастухом.

– Хурран? – Я поскреб намасленную бороду. – Зачем ему это?

– Скорее всего, чтобы составить непредвзятое мнение о городе. – Кинн вздохнул в точности как евнух, которого я когда-то знал. – Мало того, что я должен шпионить и таскать тебя на себе, так, похоже, и думать за тебя тоже придется.

– У меня слишком много забот, так что твои мысли будут очень кстати. Где Хурран сейчас?

– В кофейне неподалеку.

Я вытерся, оделся и последовал за Кинном в кофейню на третьем этаже желтого купола, стоявшего на небольшом холме. В такой ранний час там было немноголюдно. Ни посетителей, сидящих на разноцветных подушках вокруг низких столиков, ни уда, ни ситара, чтобы успокоить разум, только вездесущая песня дронго.

Кинн указал крылом на Хуррана, долговязого, сутулого человека с мягкими чертами лица и русыми волосами. Он был в бежевом кафтане, как абядийский пастух, хотя по его бледному лицу скорее можно было подумать, что он вылез из могилы, чем приехал с залитых солнцем пастбищ. Я не назвал бы его красивым, но он лукаво улыбался служанке, и это делало его еще более благостным.

Я уселся на алую подушку напротив него. В глазах цвета сухой березы не появилось ни намека на удивление.

– Ты похож на рутенца. – Он затянулся, и в кальяне забурлила вода. – А это значит, ты маг Кева, как я полагаю. Рад познакомиться с тобой в это ясное утро.

– А ты похож на человека, просидевшего в камере шесть лет.

– Именно так я себя и ощущаю. Какое же это чудо, свобода. – Хурран выдул облачко абрикосового дыма. Аромат слишком старался быть сладким. – Я уже не думал когда-нибудь снова увидеть этот город, если честно. Он действительно выглядит святым.

Сестра и брат освободили его после того, как Мансур лишился головы. Они не были согласны с решением отца наказать Хуррана. Но, помня о том, что сделал этот человек для того, чтобы его отправил в тюрьму собственный отец, я знал – к нему нельзя относиться легкомысленно.

На его лице появился намек на гнев.

– Я оделся как простой пастух, чтобы никто не смотрел на меня так, как ты сейчас. Хоть раз хотелось бы, чтобы на меня не таращились, будто я тащу на плечах гигантского джинна.

– Мои извинения. Мы все заслуживаем второго шанса, если раскаялись. И все же зачастую невозможно изменить то, как люди тебя видят.

– Нет ничего невозможного.

– В этом мы согласны.

– Знаешь, мне это не доставило радости. Я до сих пор слышу крики. Пока был в кандалах, я каждый день молил о прощении.

Последние слова прозвучали заученно.

– Как же они кричали с перерезанным горлом?

Он снова затянулся.

– Я не резал глотки всем. Только мужчинам и женщинам. А дети погибли в огне, так что у них была уйма времени на крики.

– Ты был милосерднее к взрослым, чем к детям.

– Мне пришлось бы смотреть им прямо в глаза, и это оказалось непросто. А у огня нет чувств.

– Ты захватил кальян.

Хурран удивленно усмехнулся.

– Где же мои манеры… Кто бы мог подумать, что маг курит?

Я затянулся абрикосовым дымом. Как я и ожидал, он был отвратительно резким и лишенным кислинки, которой я так жаждал. Тем не менее я задержал его в легких, прежде чем выдохнуть.

– Так что ты думаешь о Зелтурии?

– Думаю, что Кярса отсюда не выкурить. Кроме того, война – последнее, чего хотелось бы человеку, только что вышедшему из темницы. Я постараюсь уговорить Эсме и Шакура успокоиться. Они бьют в барабаны с того момента, как услышали о зверском обезглавливании нашего отца.

– Ты не так сильно скучаешь по отцу?

– Я скучаю больше, чем они. Он никогда не навещал меня в темнице. Ни разу. А Кярс лишил меня последнего шанса сказать ему: «Прости, что разочаровал тебя».

Я сделал еще одну затяжку и вернул трубку Хуррану.

– Хочешь знать, что я думаю?

– О чем?

– О том, что ты сделал.

Он пожал плечами и скривился. Но я все равно собирался сказать, даже если ему это будет неприятно.

– Мансур сделал глупость, предоставив этой семье убежище в Мерве всего через несколько месяцев после того, как они попытались свергнуть кашанского шаха. Шах Бабур не слишком добр. Он отправил бы целую орду слонов и приказал сокрушить весь ваш город, лишь бы избавить мир от единственной семьи, обладающей достаточным влиянием, чтобы бросить ему вызов, и наказать тех, кто осмелился приютить его врагов. Убив их, ты спас множество жизней.

– Это меня как-то оправдывает?

– Пусть решает Лат. – Я встал. – Хорошего тебе утра, пастух.

Вернувшись в храм святого Хисти, я прошел по бесчисленным лестницам, коридорам и туннелям к жилищу шаха Кярса. У дверей стоял Като в золотой кольчуге, за спиной у него висела аркебуза с позолоченным прикладом, а на поясе – золотая сабля. Он защищал Кярса в самом буквальном смысле слова, при этом не забывая о своих обязанностях командующего семью тысячами гулямов.

Одна из них заключалась в том, чтобы превратить храм в крепость на случай, если в город каким-то образом проникнут силгизы или йотриды. В реальности храм представлял собой огромную сеть пещер с единственным известным входом. Като набил все свободные помещения пулями, порохом, стрелами, саблями и копьями. Гулямы и наемные рабочие из города привозили бочки с ячменем, кускусом и чечевицей.

– Ты хорошо пахнешь, маг, – сказал Като. – Абрикосовый гашиш?

Я кивнул.

– Никогда бы не подумал, что ты любишь абрикосовый. – Като постучал в дверь Кярса. – К вам Кева, ваше величество.

– Впусти его, – крикнул Кярс, перекрывая шум какой-то болтовни.

Като распахнул передо мной дверь.

По обе стороны от Кярса сидели обнаженные женщины. Я не разглядывал их намеренно, но не видел таких щедрых даров с тех пор, как оседлал своего верблюда. У обеих были типичные для аланиек вьющиеся черные волосы, которые трудно было не оценить. Увидев меня, девушки вскочили и начали одеваться. Конечно, я узнал их, хотя и притворился, что не узнал. Обе принадлежали к сестринству Святой смерти. Большинство сестер этого ордена были изгнанницами из владений Селуков.

Я никогда не видел, чтобы кто-то так быстро одевался. За пару вдохов они уже исчезли из комнаты.

– Что? – буркнул Кярс. – Если я проиграю войну, то пусть мне хотя бы будет весело в процессе.

– Дети Мансура здесь. Ты уже должен был вымыться и одеться.

– Я здесь шах. Пусть подождут. И пусть потерпят вонь моего немытого тела.

– Ты вообще понимаешь, что находится