Книга Ксерокопия Египта - Денис Лукьянов

Психовский отошел чуть подальше, достал смартфон, открыл камеру и, приблизив кадр, сделал фото.

— Похоже на электрических угрей, — констатировал Грецион, увеличивая получившийся снимок. — Надо же, эти твари так хорошо сохранились…

— А вам не кажется, что это просто проволоки?

— Что?

Турагент показал пальцем на одну из соседних ламп, и профессор, присмотревшись, действительно различил медную проволоку внутри стекла.

— Надо же, ничего не пойму. Может, это просто два разных вида ламп? Ну, холодный и теплый свет, новая и старая модель… Хотя, по-хорошему, они тут все старые. Даже доисторические…

— Меня и не спрашивайте, — Рахат почесал усы под маской. — Все равно не разбираюсь в этом.

— Может, это все-таки подводные потоки? Наверняка глубоко текут подземные воды, а они вполне себе могут создавать легкое электрическое поле… Это бы объяснило и поведение жуков. Хотя, звучит уж чересчур научно, наверное, тут что-то другое.

Профессор Грецион Психовский очень правильно относился к любой получаемой информации — если она была слишком научной и логической, он тут же отбрасывал ее, отказываясь верить. Особенно, если дело казалось древних цивилизаций. На своем опыте Психовский знал — все не так просто. Пытаясь засунуть какой-то факт в рамки нашей логики, мы не учитываем две вещи: во-первых, логику древних цивилизаций, а во-вторых — вселенскую логику, которая изначально нелогична. По крайней мере, в рамках той очень удобной системы суждений, выводов и фактов, которую мы выстроили для себя.

Говоря проще, подгонять вселенскую логику под логику человеческую — все равно, что пытаться засунуть кубик в круглое отверстие. Бесполезно, одним словом.

Грецион этот факт прекрасно понимал и воспринимал, поэтому намного больше доверия испытывал к теориям, которые весьма выходили за рамки привычного мышления. Без фанатизма, естественно.

И идея с электрическими угрями в лампах нравилась ему куда больше всего остального — тем более, что теперь он сам видел такие ламы воочию.

Пока Психовский говорил о научном, Рахат, который ни слова не понимал и понимать не хотел, погрузился в мысли своего профессионального характера.

Тут все было просто — гида радовало, что внутрь не надо будет проводить освещение! К тому же, туристам такие лампы уж точно придутся по душе. Можно будет договориться с некоторыми знакомыми насчет сувениров…

Рахат даже подумал отказаться от предыдущей идеи — зачем нужна подсветка снаружи, когда можно создать почти кинематографический эффект. Снаружи — никакого света, а внутри — слепит глаза, притом древними лампами!

Турагент еще раз поднял глаза на освещение. И тут в его голову пришел очень, очень, очень (три слова очень подряд никогда не идут спроста) правильный вопрос.

— А они что, горели со времен древнего Египта?

Психовский взглянул на своего гида, как крокодил смотрит на человека, решившего добровольно засунуть палец в пасть. В общем, как на идиота.

— Конечно, нет. При всем при том, что эти угри-проволоки работают до сих пор…

— Но тогда кто-то должен был их включить, да?

— Ну, звучит логично.

— Вот только кто это сделал?

Икор внимательно взглянул на лампочки и, довольный результатом, отошел от этакого древнего выключателя, запускающего систему питания. Угри угрями — а просто так их светиться не заставишь.

Икор взглянул на свои руки — все еще несколько худощавые, по его мнению — и, недовольно вздохнув, направился прочь. Вздох его тяжелой лавиной разнесся по коридорам гробницы.

Зеркало воспоминаний все еще было разбито, и те его мелкие осколки, которые сохранились в сознании, давали Икору не так уж много информации. Конечно, его голова не страдала от амнезии — мужчина прекрасно помнил кто он, что он и зачем он, но все остальные воспоминания были изрезаны помехами и шумами.

Единственное, что Икор знал наверняка — раньше он был намного крепче физически. Этот осколок сохранился хорошо.

Добравшись до зала, где на каменной плите-алтаре лежали два археолога, Икор достал из-за пазухи древний, затупившийся клинок.

А потом слегка, даже с некоторой нежностью, провел им по руке археолога.

Красная змейка крови начала проступать поверх кожи из тонкой, хирургической ранки. Икор взял бесчувственную руку археолога и вытер ее о себя, оставил на груди кровавое пятно.

А потом — словно на дрожжах — его мышцы начали пузыриться, становиться больше и больше, превращая его из среднего спортсмена в качка со стажем.

Икор вздохнул — на этот раз, вздох был приумножен нотками удовольствия. И эхо его грузным паровозом пронеслось по коридорам, словно бы на сверхзвуковой скорости.

Психовский задумался над заданным Рахатом вопросом. Мысль профессора была длинной, как удав, но при этом ползла медленно-медленно, словно не желая достичь логического решения и найти ответ, который вполне себе мог оказаться ядовитым.

А когда эхо чугунного вздоха добралось до ушей Грециона, мысль снова забралась в свою норку.

— Ну, какая разница, — пожал тот плечами. — Может, это древняя автоматика.

— А что это был за звук? — брови и усы Рахата выражали тревогу. Из-за медицинской маски они стали единственной частью тела, которая передавала эмоции гида. — Такой… тяжелый. Вы слышали?

— Да, думал, мне показалось, — Грецион всмотрелся в коридор, кишкой идущий вглубь гробницы. — Ну, может ветер. Или обвал. Или, на крайний случай, мумия — все интереснее.

Любой, обладающий хотя бы капелькой инстинкта самосохранения, должен тут же развернуться и вылези обратно на свежий воздух. Но Грецион с Рахатом были каким-то странными существами, за изучение которых наверняка боролись бы лучшие умы планеты, чтобы понять, как конкретно работает организм двух уникумов.

Грецион увидел возможность приблизиться к древности, чтобы потом рассказывать байки студентам и писать новые ночные работы, а Рахат — невероятный туристический аттракцион, на который даже не придется тратить лишние деньги и силы.

Поймав какой-то общий сигнал на ментальном уровне, профессор и турагент машинально двинулись вперед.

Зал сужался и перерастал в коридор, который был словно придуман для существ из двумерного измерения — слишком уж он был узкий. Поэтому передвигаться получалась только боком.

К потолку были прикручены все те же лампы, и рисунки на стенах — которые, как и вся гробница снаружи, были буквально татуированы — буквально подсвечивались.

Психовский, идущий впереди, резко остановился. Рахат врезался в него.

— Что-то случилось? — поинтересовался турагент, заглядывая через плечо профессора.

— Случилось очень интересное изображение, — Грецион присел на корточки, все еще умудряясь стоять боком, и стал похож на сложенную разноцветную гладильную доску. — Вот здесь.