Книга Ксерокопия Египта - Денис Лукьянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но самое интересное, что именно это и привлекало в городок туристов — и бизнес Рахата жил, хоть и не в царских палатах. Скажи о такой популярности любому хозяину антикварной лавки или барахолки — и он точно обидится, поймет тленность своего бытия, закроет бизнес и уйдет в туризм, начинать все сначала.
Почему-то такие места — бедные, не столь богатые, старенькие и потрепанные всякими катаклизмами, как бабушкины панталоны, привлекают путешественников. И они ходят по ним, ходят и восхищаются, фотографируют. А местные, не так уж хорошо живущие в этом городе-барахолке, смотрят, крутят пальцем у виска и бросают на приезжих какой-то неестественный взгляд. Взгляд, полный ни то злости, ни то белой зависти, ни то непонимания — зачем вы, с деньгами, приехали сюда, где денег нет, сюда, откуда мы, может, с удовольствием уехали бы…
Но вся эта мысль, в которую мы не к месту ударились, сводится к одному — Рахат не особо жаловался и, залезая внутрь гробницы, осознавал, что нужно обязательно ее приватизировать. Туристы потекут молочной рекой и сюда — и тогда жизнь гида станет бочкой меда без всякого намека на какой-то там деготь.
Но когда Рахат ударился головой о камень, красивые движущиеся картинки на цветных стеклышках, которые иногда еще называют мыслями, треснули. И только потом, словно из прошлого, до гида донесся голос Психовского:
— Аккуратнее, тут потолок под скос идет.
Турагент ощупал голову на наличие шишек — но обнаружил там отсутствие не только их, но и фески. Рахат согнулся еще больше и пошарил руками по земле, вскоре найдя головной убор. Потом он очень аккуратно шагнул вперед — и заметил, как вдалеке что-то начинает светиться.
Грецион, тем временем, разогнулся в полный рост и погасил фонарик, прищурившись.
Рахат преодолел шишконабивательный участок и тоже прищурился от яркого света.
— Ого, — забарабанили голосовые связки профессора Психовского. — О-го-го!
* * *
Он выбрал правильную версию реальности, где все шло так, как и надо было, и уже не мог дождаться, когда же наконец-то придет время.
Песок в воображаемых часах утекал, его оставалось совсем немного. Это значило только одно — чья-та жизнь скоро подойдет к концу. Конечно, если эту сущность можно мерить категориями жизни и смерти.
Он соскучился по этому моменту — по крайней мере, он бы испытал именно это чувство, если бы кто-нибудь объяснил ему, что такое скука.
А сейчас он просто обвился вокруг огромного могильного камня и ждал, периодически подглядывая за событиями из-за невидимой ширмы, словно мужчина за моющейся в душе девушкой (пол обоих субъектов может быть изменен в зависимости от предпочтений вашего Эроса).
Ему это доставляло такое же удовольствие.
Опять же, если бы кто-нибудь объяснил ему, что такое удовольствие.
Не такие уж мертвые души
— Отлично ты, конечно, придумал, — Эфа расставляла древние сосуды по полкам, которые были вырезаны прямиком в стенах. — Вот они удивятся.
— А я что-то сомневаюсь, — Архимедон выполнял то же действо, но только у другой стены. — Что-то мне подсказывает, что они уже давно до этого додумались. Столько лет прошло…
— Ой, все твердишь свое любимое — столько лет прошло. Знаешь, я даже как-то не почувствовала.
— Скажи спасибо зеркалам.
— Я не про внешность, — девушка издала звук, напоминающий смесь смеха и змеиного шипения. — Я про ощущения. Как уснуть — и все.
— Считай, что мы просто очень долго спали. А теперь снова пора возвращаться к своим обязанностям.
Если бы древние успели придумать камеру и сфотографировать одну из своих аптек, то она, наверное, выглядела бы как зал, в котором промышляли Эфа и Архимедон. Все стены изрезаны дырками-полками, как хороший нидерландский сыр, и на каждой полке стоит каменный сосуд. Откройте крышку — и внутри вас наверняка ждет сюрприз в виде жидкости или засушенных трав.
Но за те тысячелетия, что гробница пробыла под песчаными барханами, многие сосуды стали носить чисто символический характер. И, конечно же, вокруг царил бардак — примерно такой-же, как при переезде, или после ремонта.
В центре древнего зала, потолок которого подпирали три колонны, находился вытянутый треугольный стол. Любители теории заговора опять увидят всюду масонов и начнут орать: «Треугольники! Всюду треугольники». Но ничего удивленного в этой геометрической фигуре нет. На такой стол вполне себе удобно ставить сосуды, а колонны — ну, три, и что уж там. Треугольники уж слишком сильно стали ущемлять и, с учетом скорости современного мира, уже давно должно было появиться общество по защите треугольников.
— Да, за этим столом давно ничего не происходило, — с ностальгией вздохнула Эфа.
Архимедон тяжело вздохнул.
— И зачем мы вообще расставляем эти сосуды? — продолжила тираду слов девушка. — Что-то мне кажется, что их содержимое сохранилось не так хорошо, как мы.
— Чтобы, когда время придет, быть готовыми. Хотя бы чисто символически. Тем более, я уверен, многие масла все еще можно использовать.
— А оно придет? — снова задала Эфа насущный вопрос, который червоточиной пожирал ее и Икора изнутри.
Архимедон же был уверен.
— Да, — ответил он. — Раз мы снова понадобились.
— Ого, — пластинку Психовского заело. — Вот это, конечно, да. Все-таки, в книгах не врут — это действительно доисторические лампочки.
Весь зал был до отвала залит ярким беловатым светом, излучаемым приспособления, подвешенными под потолком. Они действительно напоминали лампы — стеклянные сосуды чуть продолговатой формы. Только если современные детища Эддисона походили на груши (хотя, многие этого сходства никогда не понимали не поймут, что абсолютно нормально. Ну действительно, какая из лампы груша?), то эти…
— Прямо как, — заговорил Рахат, как только привык к свету.
— Наполненные водой контрацептивы, — Психовский кувалдой вбил эту фразу в разговор.
Повисла неловкая пауза.
— Эээ… я хотел сказать, как стеклянная ваза. Но вы тоже правы…
Между Рахатам и Греционом внезапно возник вакуум некомфорта, который тут же расширил личное пространство каждого раз так в десять.
Профессор Психовский рассмеялся.
— Простите, простите, это все студенты. С кем поведешься… А так, правда, как вазы.
На самом деле, оба разорителя гробниц были правы — лампочки напоминали и то, и другое одновременно, тут уж пусть каждый решит, что ему ближе — и никто не будет за это осуждать. Только вот внутри этих, остановимся все же на нейтральном варианте, стеклянных ваз, мутно мерцала жидкость, внутри которой извивались похожие на змей существа.