Книга Змей в саду Ватикана - Екатерина Барсова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Французский надо учить, голубушка, или хотя бы другой язык. Это один из важнейших признаков образованного и культурного человека. Так что имей в виду… Я зря говорить не стану.
У Ольги заалели кончики ушей.
– Я, впрочем, говорю это, исключительно питая симпатию к одной юной особе, – сказал он. – Исключительно…
С того времени Ольга стала изучать английский и итальянский. Но, правда, не говоря об этом своему учителю. Ей хотелось выучить языки. А потом сделать ему приятный сюрприз. Типа, вы не ожидали, а я оказалась не такой тупицей, какой вы меня представили…
Арсений Николаевич, по мнению Ольги, был неплохим художником и преподавателем талантливым. Он умело указывал на слабые стороны, требовал, чтобы ученица уделяла внимание определенным вещам, и строго спрашивал с нее.
Но все же однажды он сказал грустным голосом:
– Ольга, все-таки хотелось бы поговорить с вами серьезно.
Она пробовала было пошутить – мол, а раньше, значит, мы были несерьезными и просто болтали ни о чем, но взглянув на своего преподавателя, осеклась. Вид у него был грустный и растерянный.
Встречались и занимались живописью они обычно в мастерской, которую он занимал в доме художников на Масловке. Мастерская была большая, просторная и светлая. После уроков они пили чай. При этом Арсений Николаевич как-то по-особому заваривал китайский чай. Другого он не признавал… Около окна помещался небольшой столик, на котором стояли чашки и тарелочка со сладостями. Чаепитие напоминало неспешный ритуал, во время которого они беседовали о самых разных вещах. И вот теперь, когда он произнес эти слова, Ольга отодвинула от себя тарелку с печеньем и сказала:
– Я слушаю. – Почему-то она подумала, что речь пойдет о повышении платы за уроки или о том, что он больше не может или не хочет ей преподавать.
– Оля! Ты когда-нибудь думала о том, что ждет тебя дальше?
Невольно она съежилась.
– Да, – выдавила она. Но как-то робко и тихо.
Ольга старалась не заглядывать вперед, потому что не могла себе представить, что ее ждет там. И поэтому поставила перед собой непроницаемый экран: она жила сегодняшним днем и не давала волю своей фантазии или неоправданным надеждам. Она понимала, что крупного таланта у нее нет, поступит ли она в суриковское училище – тоже не знала. Ей на самом деле было страшно, что все может оборваться в один прекрасный момент. Арсений Николаевич скажет, что у нее нет никаких талантов, и перед ней встанет проблема: что делать. Уезжать обратно к себе на родину или пытаться пробиться в Москве с ее огромным количеством художников. В столице было множество галерей, проходили всевозможные выставки, кипела культурно-художественная жизнь, но сделать себе имя, не имея связей, денег или яркой харизмы, было практически невозможно.
– И как ты себе представляешь свою будущую жизнь? – В голосе учителя послышалась ирония.
– Честно – никак…
– Молодец! Поздравляю… А пора бы задуматься об этом…
– Я стараюсь…
– Плохо стараешься. Дело в том… – И Арсений Николаевич замолчал, словно обдумывая на ходу то, что он хотел ей сказать. – Ты учишься. Девочка старательная. Но понимаешь ли, что перспектив у тебя никаких нет? Сейчас художники никому не нужны. Талант у тебя есть, но он не того масштаба, чтобы перевернуть мир и заставить с собой считаться. Это ты должна знать твердо, чтобы не было лишних иллюзий и надежд. – Помолчав, он добавил: – Надеюсь, я тебя не обидел. Просто падать обычно очень больно. А если вознести себя на немыслимую высоту – больно вдвойне. Понимаешь меня?
– Что вы, я на вас не обиделась. Нет. – Хотя хотелось шмыгнуть носом и заплакать. Тоненько. По-девчачьи. От жалости к себе.
– Но я не договорил. А это может быть важным. Из тебя получится хороший копиист. Ты владеешь рисунком, цветом, композицией. Но первоклассным художником тебе не стать. За свою жизнь я видел столько искалеченных судеб и поэтому хотел бы тебя предостеречь. Чем раньше ты это поймешь, тем лучше. Не будет излишне завышенных ожиданий от жизни. С такой правдой удобнее жить. Нет разрыва между мечтой и реальностью…
На дне чашки распускался диковинный цветок. Китайский чай с жасмином. Она смотрела в чашку и боялась, что в нее капнет слеза. Преподаватель ее успокаивал, и он же разбивал надежды. Теперь Ольга точно могла сказать, что она все-таки надеялась… страстно и отчаянно… Надеялась, несмотря ни на что… И все время подспудно ждала от Арсения Николаевича совсем других слов – восхищения, одобрения и поддержки. Он хвалил ее, но довольно редко и как-то обрывисто, как будто боялся сказать слишком много, чтобы она не задрала нос и не возгордилась…
– Я все поняла, – сглотнула она. – И я… Ничуть не обижаюсь…
– Это хорошо. Крепкие нервы тебе еще понадобятся в дальнейшем.
– И что мне делать? – вырвалось у нее.
Ее собеседник задумался.
– Я подумаю… здесь нужно поразмышлять… Если, конечно, тебе нужны мои советы.
– Конечно нужны! – Ольга даже испугалась, что Арсений Николаевич может в любой момент отвернуться от нее или перестать с ней заниматься, и тогда она останется совсем одна.
– Тогда поговорим, когда встретимся в конце недели… Договорились?
– Хорошо.
Когда они встретились в следующий раз, Арсений Николаевич, разливая все тот же прекрасный китайский чай, но уже не с жасмином, а с ягодами годжи, сказал мягким голосом:
– Мне кажется, ты можешь попробовать себя в качестве копииста. Это прекрасная школа. Ставит руку и глаз. Да и стать хорошим копиистом – не так просто, как это представляется на первый взгляд. Вроде – самому рисовать ничего не надо: не приходится строить композицию, искать цветовые решения, сюжет – просто повторяй за другими, и все. Но это абсолютно не так. Это тоже – труд. Причем громадный, кропотливый, дотошный. И начать надо с изучения техники и приемов художника, которого предстоит копировать. Я бы тебе посоветовал этот путь – для тебя он будет полезен. Но последнее слово, конечно, за тобой…
– Вы и правда так думаете?
Он наклонил голову. Благородная седина, кудри, борода… Он напоминал ей художника эпохи Возрождения.
– Как твой учитель – да. Я вижу, как ты могла бы здесь раскрыться…
Она размышляла недолго.
– Хорошо, я согласна. Когда можно приступать?
– Скоро я принесу одну работу и расскажу, как ее лучше сделать…
Траектория обратного полета
Дай бог тебе жить все дни твоей жизни.
Наши дни. Москва.
Погода в Москве стояла осенняя. Он уже забыл – какая в столице бывает осень: разноцветная, яркая… с красками, которые радуют глаз. Данила ехал на такси домой и смотрел в окно. У него была квартира в Москве, но об этом почти никто не знал. Он давно уже вел такой скрытный образ жизни, что порой и сам удивлялся, как это он еще не забыл свое имя или внешность. Иногда ему казалось, что он в зеркале видит совсем другого человека, не самого себя. Снег облеплял окно такси.
